Лорды Белого замка

– Но я ведь не архиепископ Кентерберийский, папский легат, юстициарий, а также канцлер одновременно, – сказал Теобальд. – Всего-то занимаюсь сборами с турниров, выполняю функции выездного судьи да управляю парой поместий – жалкие мелочи по сравнению с тобой. И не говори, что я переживаю понапрасну. Как ни крути, ты не послал бы за мной, если бы сам не считал, что заболел очень серьезно.

Хьюберт потянулся к завязкам на вороте ночной сорочки:

– Не скрою, Тео, я был очень болен, но я искренне верю, что с Божьей помощью скоро поправлюсь.

– А потом что? Снова загонишь себя, доведя до очередной болезни?

Хьюберт сочувственно глянул на Мод:

– С тобой он так же круто обходится?

Мод переводила взгляд с одного брата на другого. На лице Теобальда отразилось раздражение. Она знала, как он переживает за Хьюберта. Знала и то, что, попрекая больного человека, ничего не добьешься, только еще больше рассердишь его. Нужно держаться непринужденно и сохранять хорошее расположение духа.

– Исключительно для моего же блага, как он сам утверждает, – ответила она, скромно опустив ресницы.

Теобальд издал какой-то невнятный звук, полный негодования. Хьюберт тихонько засмеялся, но опять раскашлялся, и ему снова пришлось прибегать к помощи вина. Когда кашель прошел, Хьюберт похлопал брата по плечу горячей от лихорадки рукой:

– Я облегчу твои страдания, Тео. Тебе будет приятно узнать, что сейчас один из моих секретарей переписывает набело письмо королю Ричарду о моей отставке. Я ухожу с поста юстициария. Как ты справедливо заметил, я не могу всем угодить, и, по правде говоря, на первом месте для меня должен все-таки стоять Бог.

– Рад слышать. – Теобальд скрестил руки на груди и попытался напустить на себя суровый вид. – А что это ты вдруг надумал?

– Вообще-то, я уже давно к этому готовился. Я ведь даже обучал Джеффри Фицпетера, который примет у меня дела. Ты разве не рад?

– Я обрадуюсь еще сильнее, когда тебе станет лучше и ты сможешь встать, – проворчал Теобальд. – А пока ты в постели, я буду твоим сторожевым псом и прослежу, чтобы ты даже мизинцем не пошевелил.

– Тогда я умру не от переутомления, а от скуки! – испуганно запротестовал младший брат.

– То есть ты находишь мое общество до смерти скучным?

– Нет, конечно! Не передергивай, Тео.

Мод оставила братьев продолжать спор, от которого, как она подозревала, оба втайне получали удовольствие. Теобальд прекрасно знает, когда остановиться, чтобы не утомить Хьюберта.

Слуги внесли во дворец их багаж: окованный медью дорожный сундук с одеждой, разобранную на части кровать, которую вновь соберут в гостевой комнате, раму для вышивания и прялку. Мод не знала, как долго они будут здесь гостить. Хьюберт явно серьезно болен, но сохраняет достаточную для споров ясность ума и вообще, похоже, пошел на поправку.

Она призадумалась о предстоящей отставке деверя. С одной стороны, Теобальд немало выигрывал оттого, что Хьюберт занимал должность юстициария, но, с другой стороны, на нем лежало и больше ответственности. Вдобавок приходилось проводить немало времени в разъездах, что не слишком радовало Мод.

С недавних пор Теобальд начал тосковать по более спокойной жизни. На доходы Хьюберта он основал несколько религиозных общин: Августинианское аббатство в Эмаундернессе близ Кокерсенда и еще несколько монастырей в Ирландии. Теобальд часто заговаривал о том, что хорошо бы вернуться туда. Ирландия неудержимо притягивала его. Внезапная серьезная болезнь брата заставила Тео серьезно призадуматься о жизни, но Мод чувствовала, что муж ее и без того вот уже некоторое время назад начал потихоньку приводить свои дела в порядок.

Она задумчиво разглядывала их разобранную на части супружескую кровать. Они по-прежнему делили это широкое ложе, когда Теобальд ночевал дома или когда Мод путешествовала с ним, но по большей части лишь предавались там сну. Изредка муж заключал ее в объятия и, бормоча слова любви, проникал в ее тело, но подобное случалось нечасто и, честно говоря, не доставляло Мод особой радости. Правда, боли, как в самый первый раз, она больше не испытывала, но само действо по-прежнему оставалось для нее неприятным. Чаще всего Теобальд относился к Мод как к бесполому товарищу. Он беседовал с женой, использовал ее в качестве слушателя, чтобы развивать перед ней свои идеи, иной раз ворчал, облегчая душу, или вслух размышлял на злободневные темы, пользуясь безопасностью супружеской постели, где его слышали только одни уши. И за это Мод любила мужа и беспрекословно даровала ему свое тело в тех редких случаях, когда Теобальд жаждал обладать им.