– Почти невредимыми. – Филип показал на синяки, ушибы и раны, полученные солдатами.
Некоторые раны были неглубокими, как и у членов отряда самого Фицуорина. Другим же ранам наемников предстояло заживать подольше и навсегда оставить на их телах шрамы и увечья. Четверо преследователей погибли.
– Не волнуйся, они за все заплатят, – проворчал Фульк и приказал сдавшимся спешиться. – Заберите у них лошадей, – коротко распорядился он, – и оружие. И кольчуги, джентльмены, мы, с вашего позволения, тоже конфискуем, – указал он мечом. – Не хочется заставлять вас идти пешком – а до замка Болдуин путь неблизкий – по такой жаре в этих тяжелых хауберках. И шпоры, пожалуйста, а то еще споткнетесь. – Он поиграл мечом. Сталь рассыпала солнечные блики. – Поторопитесь, господа, пока я не передумал или мой брат не потерял терпение.
Выбора у наемников не оставалось. С явной неохотой они повиновались приказу. Вскоре два их бывших жеребца были навьючены целой коллекцией хауберков и оружия.
– Теперь можете идти, – сказал Фульк, – и надеюсь, что мы больше не встретимся.
Он не стал ждать, пока солдаты отправятся в пеший поход, и пустил Огонька рысью. Братья и остальные члены отряда двинулись за ним, держа под уздцы захваченных лошадей, с каждым шагом которых трофеи мягко звякали. То был первый подвиг Фулька в качестве предводителя разбойников, и он не знал, смеяться ему или плакать.
– Ну и где Фульк Фицуорин? – обратился Иоанн к дрожащему солдату, который стоял на коленях у его ног.
– Я не знаю, сир. – Наемник вытер струйку крови, упорно сочившейся из рассеченной брови. – Когда погиб Пьер д’Авиньон, я вынужден был спасаться бегством.
– Пьер д’Авиньон мертв? – с недоверием и яростью уставился на него Иоанн.
– Да, сир, и Амис ле Марки тоже.
Иоанн выругался и сжал кулаки. Каждая встреча с Фульком Фицуорином вызывала в памяти унижение той давней партии в шахматы, когда он проиграл вчистую. И проигрывает до сих пор. Да и у Мориса Фицроджера вид тоже был потрясенный и недоумевающий. Он сидел на подоконнике, запрокинув голову, чтобы остановить кровь из носа.
– Такой исход был предсказуем, – тихо, чтобы слова не разнеслись по залу, но твердо произнес Хьюберт Уолтер. – Фульк обладает боевыми навыками почти в той же мере, что и милорд Маршал, и к тому же вы втоптали в грязь его семейную гордость. Я знаю, что в прошлом вы с ним ссорились, но, может быть, сейчас стоило бы проявить снисходительность. Ваш покойный брат Ричард признал права его семьи на Уиттингтон. Забыв давнюю обиду, вы заполучили бы очень полезного сторонника.
– В том, что говорит его высокопреосвященство, есть резон, – согласился Ранульф Честер и удостоился одобрительного кивка также и от Уилла Лонгсуорда.
– Еще не поздно отозвать ваше решение, сир. – Хьюберт призывно протянул к Иоанну руку. – Верните Фицроджеру его подарки и пожалуйте ему взамен Уиттингтона другие земли.
Король злобно смотрел на своих вельмож, чувствуя явный душок измены:
– Вы никак учите меня править?
– Отнюдь, сир. – Опершись на посох, Хьюберт поклонился. – Просто предлагаем вашему величеству здравый совет.
Иоанн стиснул зубы.
– Я не нуждаюсь в ваших советах! И сам прекрасно знаю, как поступить с предателем! – ядовито проговорил он и показал на окно. – Морис Фицроджер принес мне вассальную клятву за Уиттингтон, и это мое последнее слово.
– А мое последнее слово – вы совершаете ошибку, – сказал Хьюберт.
В дальнем конце зала вдруг началось оживление. Появились остатки отряда, посланного Иоанном за Фульком. Ну и видок был у воинов: хромающие, пошатывающиеся, избитые, лишенные доспехов и начисто утратившие боевой дух. С моментально помрачневшим лицом Иоанн соскочил с помоста и бросился им навстречу.
– Сир, Фицуорин забрал наших лошадей и доспехи, – обессилено выдохнул один из наемников. Ему пришлось оторвать от сюрко полоску ткани, дабы перевязать кровоточащую рану на руке. – Он сказал, что будет вести с вами войну, пока вы, согласно английским законам, не восстановите справедливость и не вернете их семье Уиттингтон.
Негодующий крик Иоанна эхом разнесся по залу, так что мигом установилась звенящая тишина.
– Клянусь Господом на кресте и дьяволом в преисподней, я восстановлю справедливость по отношению к Фульку Фицуорину и его братьям! – захлебывался от ярости король. – Они у меня будут болтаться на веревке, свисающей со стены Уиттингтона, и оттуда любоваться своими землями!
В уголках рта у него скопилась слюна. Желание броситься на устланный тростником пол и отчаянно колотить ногами было неудержимым. Но вместо этого Иоанн кинулся к ближайшему столу и одним движением смел с него на пол чашки и блюда. Невероятным усилием, которое приносило ему мрачное удовлетворение, хотя он чуть-чуть не надорвался, Иоанн перевернул и сам стол. Затем, тяжело дыша, отошел в сторону и осмотрелся, но никто не хотел встречаться с ним взглядом. Король чувствовал оторопь собравшихся и исходившее от них презрение.