Лоренцо Великолепный

Джулиано было не до Пацци. В соборе яблоку негде упасть, как тут найдешь Оретту, тем более она наверняка постаралась держаться незаметно. Бандини воспользовался этим замешательством младшего Медичи и принялся подталкивать того вперед:

– Она где-то там…

В первом ряду перед алтарем почти рядом с дверью в ризницу Великолепный, вокруг его друзья, позади две фигуры в черных монашеских одеяниях с капюшонами. Бандини сообразил мгновенно: туда нельзя, Великолепный насторожится, его окружение тоже, а потому потащил Джулиано в другую сторону. Бесцеремонно расталкивая толпу, он одновременно старался прощупать, есть ли на младшем Медичи кольчуга. Ее не было.

– Вон она… Нет, обознался…

На них зашикали, чтобы не мешали слушать.

Это тоже хорошо, остановились удобно, даже лучше, чем задумывали. Бандини беспокоило одно: только бы Маффеи и Баньоне не отменили свое нападение, не видя ни Джулиано, ни Пацци с Бандини. Но Антонио Маффеи оглянулся, заметил Бандини и понял его кивок, кивнул сам.

Едва Джулиано со слугами и уводивший его Бандини скрылись в двери собора, как с другой стороны к воротам дворца на виа Ларга подъехал Паоло.

Бросив поводья лошади слуге, поинтересовался:

– Что-то не так?

Тот чуть смущенно кивнул:

– Да, мессир Джулиано ушел в Дуомо.

– С Великолепным?

– Нет, после. За ним пришел какой-то человек, и они ушли… Бандини, кажется…

Последнее слово договаривал уже в спину Паоло, метнувшемуся к воротам.

Паоло мчался к собору так, что случайные встречные шарахались в стороны сами.

Кардинал Риарио был бледен, как снег. Присматривавший за ним по просьбе архиепископа священник даже испугался:

– Ваше преосвященство, может, я отслужу мессу? Вы едва держитесь на ногах.

– Нет-нет! Я сам, все сам. Просто… душно.

– У меня в первый раз тоже так было, воздуха не хватало, заикался, половину слов забыл, что делать, тоже не помнил. Хорошо, что нашлось кому подсказать. Привыкнете…

– Вы… вы мне подскажете?

– Да, конечно, скажу, когда и что делать и говорить тоже. Только прислушивайтесь.

Священник был готов за руку провести этого юного кардинала и советы ему на ухо шептать, только бы запомнил его имя, только бы потом замолвил словечко перед своим дядей-понтификом.

Но помощь оказалась нужна только сначала. Потом отчаянным усилием воли Риарио сумел заставить себя не думать ни о чем, кроме самой службы. А накрепко заученные слова и фразы приходили на ум, вернее, язык, сами. Месса не проповедь, достаточно помнить канонический текст и четко произносить его. Рафаэль Риарио помнил и, хотя голос его дрожал, говорил внятно.

Служба шла по накатанному, как обычно. Разве что дамы тихонько шептались:

– Какой молоденький…

– Только бледный…

– Может, это из-за красного цвета? Или волнуется слишком.

Решили, что волнуется. А как не волноваться, если тебе семнадцать, а ты кардинал и служишь мессу впервые, да еще и в Санта-Мария дель Фьоре!

Служки и певчие в хоре не понимали волнения кардинала. Чего волноваться, кто кроме самих священников, которые проводят такие службы и тексты знают наизусть, поймет, если что-то пропустишь? Такое бывало нередко, сколько раз дирижеру хора приходилось срочно исправлять положение, если священник пропускал важную часть?

Кардинал не пропустил ничего, он произнес все положенные слова, с ужасом понимая, что приближается то самое страшное мгновение… Сколько ни оттягивай, но служба подойдет к концу, и оно наступит!

Мелькнула даже малодушная мысль сорвать окончание службы, сделать вид, что ему плохо, а прерванная служба по правилам прекращается… Но Риарио немедленно отогнал эту мысль, папа не простит срыва задуманного.

– Прощение, разрешение и отпущение наших грехов да подаст нам всемогущий и милосердный Господь…

Как актуально, словно для них слова. Слышат ли эти слова Пацци, Бандини, Маффеи? Слышит ли сам архиепископ Сальвиати? Риарио вспомнил, что того нет в соборе, ушел куда-то еще. Хитрый, не стал сам проводить службу, оставил его, Рафаэля Риарио, наедине с тем, что сейчас произойдет…

Из-за опасных мыслей едва не сбился, хорошо, священник рядом помог, напомнил, что надо.

Да, лучше вообще не думать ни о том, что будет, ни о грехе. Папа Сикст уже отпустил этот грех, так что же переживать?

Никто не обратил внимания на мелкие сбои в службе, а если и заметили, то отнесли это на молодость кардинала. Ничего, привыкнет…

Из собора прибежал служка с сообщением, что месса началась.

– Пора, – архиепископ был спокоен, словно предстояло произнести обычную воскресную проповедь. Браччолини даже слегка позавидовал.

Словно полководец перед боем он оглядел готовых к бою крепких мужчин, за то или иное преступление изгнанных из Перуджи, которым за участие в захвате флорентийской Синьории обещано папское прощение совершенных грехов и возвращение домой.

– Спрячьте оружие получше, никто не должен догадаться о нем.

– Кто же из мужчин ходит без оружия? Даже во Флоренции таких не сыщете, ваше преосвященство, – усмехнулся один.

– Я сказал, спрятать оружие!

Палаццо Веккьо охранялось совсем маленьким гарнизоном, зачем охрана, если вокруг свои?