Лоренцо Великолепный

– Вам жалко этого гада? – прищурился допрашивающий кондотьера человек.

– Нет, но теперь Флоренции не миновать гнева папы Сикста.

– Это почему, потому что он прислан убивать самим папой?

Монтесекко понял, что сказал лишнее, и выпрямился, глядя прямо перед собой:

– Я не знаю, кем он прислан. Все, что знал, я уже сказал.

Когда кондотьера увели в его камеру, к счастью, небольшую, всего для двоих, к тому же пока пустую, допрашивавший его тюремщик посетовал писарю:

– Знает, но сказать не хочет.

– Может, его посадить к убийцам?

– Не, им молодого кардинала хватит.

Из-за того что все организаторы и главные участники заговора были убиты, арестованы или сбежали кто куда, отправить гонца к Джироламо Риарио оказалось попросту некому. То есть о том, что все произойдет прямо во время торжественной службы, он знал, а результат нет.

В своих римских покоях Джироламо второй день метался, словно тигр в клетке.

Но когда гонец прибыл, стало еще хуже.

С папой Сикстом от известия о полном провале заговора случился приступ, его еле отходили, пришлось трижды пускать кровь. Кровь из-за гнева текла темная, почти черная. Он не мог говорить и непроизвольно дергал рукой.

Еще хуже стало, когда принесли известие об аресте кардинала Риарио.

Такого рева папы Сикста не слышал до сих пор даже Джироламо Риарио. Несколько минут папа не мог ничего произнести, но не сидел, хватая ртом воздух, а ревел, рычал, вопил. Джироламо усомнился в сохранности его разума.

Сбежавшиеся на этот безумный рык кардиналы и служки, поспешили кто куда врассыпную, как только поняли, что могут попасть под руку бушующего понтифика. В ту минуту Джироламо откровенно позавидовал всем, кто может скрыться с глаз папы Сикста.

– Немедленно отправляйся и привези сюда!

– Кого, Святой отец?

– Моего сына. – Из горла понтифика вырывался уже не рык, а шипение пополам с брызгами слюны.

Джироламо подумал, нет ли в ней яда.

– Кого?

– Моего мальчика, моего Рафаэля. Немедленно!

Риарио потерял дар речи. Папа отправляет его во Флоренцию за юным кардиналом? Он вообще не понимает, как обстоят дела? Это плохо, это означает, что понтифик потерял не просто чувство реальности, но рассудок.

– Ваше Святейшество, как я могу забрать Рафаэля из Флоренции, если он под арестом?

Понтифик прикрыл глаза и некоторое время сидел молча, потом четко произнес:

– Возьми папскую армию. Разрушь Флоренцию до основания, но привези Рафаэля сюда!

И тут Джироламо пришла в голову спасительная мысль:

– Ваше Святейшество, я готов сразиться хоть со всей Италией сразу, но вы не боитесь, что одна весть о наступлении папской армии подвигнет Медичи к казни нашего дорогого мальчика? Возможно, торопясь спасти его, мы спровоцируем гибель.

Сказал и замер, выжидая.

Папа снова некоторое время сидел с закрытыми глазами и молчал. Когда открыл, взгляд его был уже не безумен, зато предельно жесток.

– Я уничтожу этого Медичи. Отлучу от церкви и его, и весь его богомерзкий город. Оставь нас…

Вот это Риарио сделал с удовольствием.

Он сам кипел от гнева, хотя непонятно на что больше – на провал так тщательно готовившегося заговора, действия Медичи или на предпочтение, отданное папой Рафаэлю. Вылился гнев, как обычно бывает, не на того.

Через полчаса три сотни папских гвардейцев уже стояли у входа в дом флорентийского посла Ачайуолли. Посол был испуган и известиями из дома, и невиданной доселе злостью папского племянника. Он требовал аудиенции у папы и заверял, что все недоразумения обязательно разрешатся в самом ближайшем будущем, кардинала Риарио отпустят и даже с почетом препроводят в Рим.

Джироламо приказал бросить посла в подземелье замка Святого Ангела – самую страшную тюрьму Рима, печально известную своими пытками.

– Но, милорд, вы осуждаете флорентийцев за беззаконие, творя его сами! Послы неприкосновенны, как и священники, – кричал несчастный Ачайуолли.

– Мне наплевать! – шипел ему в лицо Джироламо.

Но весть о задержании немедленно разнеслась по Риму, и аудиенции тут же потребовали послы Франции, Милана и Венеции. Кроме того, проявил озабоченность и посол императора Священной Римской империи. Это было уже серьезно, немного пришедший в себя папа приказал посла выпустить, зато арестовать флорентийских купцов. За этих вступились уже их коллеги, все понимали, что могут в любую минуту оказаться на месте пострадавших и сами будут ждать помощи. Пришлось отпустить и купцов, хотя не сразу.

– Оставьте нас! – приказал служкам понтифик, видя, как встревожен Джироламо. – Что произошло? Что-то с Рафаэлем?

– Нет, Святой отец, он сидит взаперти в доме Медичи. Не думаю, чтобы его били или морили голодом. Меня беспокоит другое.

– Не тяни, говори просто и ясно.

– Сальвиати, Браччолини и оба Пацци повешены. Монтесекко отрублена голова.

– Будто я этого не знаю, – проворчал папа.

– Но Якопо Пацци и Монтесекко дали какие-то показания.

Лицо понтифика стало каменным. Некоторое время он молчал, потом задумчиво произнес:

– Якопо Пацци ничего не знал, так ведь? Или ты все-таки ему что-то рассказал?

– Не рассказывал. Всего не знал никто. Разве что…

– Что? Да говори, не тяни!