Лорим и Поль (СИ)

В тот день, примерно через неделю после того как он начал рисовать на площади, закружила вьюга, горожане попрятались в домах и Поль тоже собирался уходить, подошли к нему двое. Им было лет по двадцать, лица наглые, высокомерные, а движения развязные.

— Эй, художник. — Поль посмотрел на них. — На козырном месте сидишь, а за место платить надо. По полтиннику в день и рисуй хоть круглые сутки.

— Власти надо мной хочешь? — зло бросил Поль, замерзший и расстроенный непогодой.

Лицо говорившего застыло, глаза сузились.

— Видать, строптивый малец, страха не знает, — сказал он дружку. — Надо научить.

— Не вам меня учить, — произнес Поль и зажал в правой скрытой мольбертом руке маленький острый нож, которым затачивал карандаши.

— Зря ты так, малой, — произнес тот, что стоял справа, — покалечим ведь, пальцы переломаем, рисовать не сможешь.

Поль ни о чем не думал. Перед ним были те, кто желал владеть его волей. А в сознании звучал голос менестреля:

«…Я судьбу свою встретил в седле, посреди поля битвы.

Что ещё мне желать, я не умер в тепле и покое.

Брось молиться, ты знаешь, помочь мне бессильны молитвы.

Смерть меня уже держит своею холодной рукою…»

Поль вспомнил Саньку и улыбнулся. «Где же ты, мой верный оруженосец?». В следующее мгновение на него бросились. «Вверяю себя в руки твои» успел подумать Поль и распахнулся в Мир.

Дальнейшее он видел словно со стороны. К нему потянулись руки. Он ударил ножом. Тот с легкостью рассек плоть. Крик, ругань. Враги отскочили.

— У него нож!

Поль стоял улыбаясь. А потом нараспев произнес:

— Погребальным костром вам послужат алые листья, только в смерти не знать вам покоя и вечного счастья. Я приду, чтобы сердце ранить каленой иглою, и сшивать ваши души в осеннее платье.

— Он же псих! — в голосе послышался страх. — Совсем ненормальный, глаза безумные.

— Убью гада, — произнес, зажимая рану на предплечье, второй.

Из-под пальцев текла кровь и алыми каплями пятнала снег. Поль засмеялся и сделал шаг навстречу.

— Мне тебя ли бояться, когда мое сердце разбито, и осколки давно изранили ноги. Помнишь, в детстве гвоздем ты ногу пробил? Точно так я пробью сейчас твою мерзкую душу!

Мальчик замахнулся ножом, зарычал, оскалив зубы, и сделал еще один шаг вперед. Враги бежали. Больше он их никогда не видел. Поль вытер нож, сложил упавший мольберт и, насвистывая, пошел домой.

«…И в слабеющих пальцах клинок – преклони же колено.

Луч последний на лезвии слабым сияньем искрится.

Так прими же мой меч, вместе с ним – моё благословенье.

Слышишь, мальчик, меня, ты теперь не ребёнок, ты рыцарь…»

Дома он сел на кровать и уставился перед собой немигающим взглядом. Подошла баба Риня.

— Что случилось, Полюшка? — губы Поля задрожали, он заплакал и все ей рассказал. — Ох, трусливые сволочата! Если маленький, то нападать можно? Может, не будешь пока туда ходить рисовать?

— Нет! — вытирая слезы, сказал Поль. — Буду! Пусть только сунутся! — и опять заплакал.

Но никто больше Поля не трогал, и через пару месяцев эта история почти совсем забылась.

========== Часть 7 ==========

На площади часто играли местные мальчишки: строили снежные крепости, катались с деревянных горок. Тетки с торговых рядов иногда на них покрикивали, если те слишком расходились, бросаясь снежками, но больше для порядка, чем по-настоящему злясь.

Однажды к фонтану, рядом с которым сидел Поль, подошел мальчик лет семи. Забрался на парапет и стал ходить кругами, делая вид, что рассматривает что-то внутри, а на самом деле с любопытством наблюдал, как рисует Поль. Поняв, что Поль не обращает на него никакого внимания, он подошел поближе, сел на корточки, склонил голову набок и замер с приоткрытым ртом. К нему подошел мальчик постарше.

— Вилька, ты чего уставился? — спросил он.

— Кто он? — спросил Вилька, мальчик глянул на Поля.

— Художник или ученик художника. Помнишь, летом цирк приезжал, там тоже художник был, карикатуры рисовал. Может, и этот из цирка, отстал только.

Цирк приезжал летом. Столько разговоров было, не пересказать. И черная пантера — оборотень, и говорящие на разных языках птицы, и силач, поднимавший на длинной перекладине дюжину мальчишек и вращавший их, как на карусели. Вилька целых два раза был в числе счастливцев. Упоминание о цирке высоко подняло Поля в глазах мальчишки, но он все-таки заметил:

— Так он не карикатуры рисует.

— Ну и что, рисует ведь.

— Тайлик, а ты спроси, как его зовут.

— Тебе надо, ты и спрашивай.

— Ну, Тайлик, ну, пожалуйста! Ну хочешь, я тебе свои три терэна отдам, что мама вчера дала?

— Да ладно, не надо.

Поль закончил портрет, получил деньги. Он слышал разговор и ждал, что будет дальше. Подошел Тайлик.

— Здравствуй, — сказал он. Поль поднял глаза и кивнул. — Тут Вилька, — он мотнул головой в сторону напряженно замершего мальчика, — просил спросить, как тебя зовут. Ну вот, я и спрашиваю.

Он переступил с ноги на ногу, засунул руки в карманы вытянутых на коленях штанов.

— Меня зовут Поль, — представился Поль так, чтобы его услышал Вилька. — Позови его.

— Вилька, иди сюда!

Тот заулыбался и подбежал.