ЛОРИНГ

Я успел опустить ноги с койки, когда меня схватили за шиворот и швырнули на пол. Два удара сапогом под ребра, один – каблуком по затылку, и вот я лежу, уткнувшись лбом в камень. Меня перевернули, на руках защелкнули колодки.

– Встать!

Собрав силы, я поднялся. Напротив меня стоял ухмыляющийся стражник. У него было красное пропитое лицо с жиденькими усиками, заплывшими крошечными глазками и коротким, но широким и мясистым носом. Его напарник стоял в дверях, посмеивался, гремел ключами на связке, чтобы подразнить заключенных.

Меня вытолкали без лишних объяснений. Тот самый сосед напротив, что наблюдал за моей камерой неустанно дни напролет, теперь держался за решетку и провожал меня взглядом. Однажды я уже шел к выходу из темницы, тогда вместе с Пилсом. Возможно и сейчас меня ждет кто-то из бюро для очередного допроса.

Когда дверь распахнулась, меня поначалу ослепил яркий белый свет. Середина ноября. Весь двор засыпало снегом. Его было немного, ветер раздувал крупу, собирал в углах серыми холмиками. Придерживая за плечо, стражники толкали меня вперед. Лицо обдувал морозный воздух.

И тут я увидел ее. Костлявая стерва, ждущая каждого, у кого хватит глупости попасться. Ее Ничтожество Виселица. Меня вели к помосту.

Я уперся ногами, но это лишь позабавило конвоиров. Клянусь, у меня и мысли не было, что возможно вырваться, убежать прочь, перемахнуть через окружающие меня стены, когда вокруг гогочут стражники с ружьями. Но идти вперед, собственными ногами укорачивать свой век – это выше моих сил.

Толкнув одного из них локтем, я сжался и совершил рывок вбок, но тут же получил дубинкой под колено.

– Иди, чердачник! – рыкнули мне в лицо. – Или перебьем тебе ноги и сами дотащим.

Я смотрел на обвисшую петлю. Паршивая веревка, лохмы торчат во все стороны, на них налипает снег. А небо, небо такое пронзительно-синее. Такого и летом не бывает. Тяжесть внизу живота наливалась с каждым шагом по скрипучей лестнице. Меня волокли под руки, тащили вперед на верную смерть. И никого во дворе. Только стражники поглядывают в нашу сторону. Они к такому зрелищу привычны, хоть какое-то развлечение на службе. Стоят, курят самокрутки.

– Давай-давай, не мешкай!

Мне не надели на голову мешок, как это порой бывает. Накинули петлю на шею, затянули. Всю жизнь думал, что в последний миг повернусь к Богу, что уверую, как многие, кто в своем страхе скорой кончины обращается к религии. Но этого не случилось. Ни одной спасительной мысли о душе, только страх, наполняющий каждую клеточку моего тела. И мучительное понимание: всё.

Под ногами открылся люк, и я провалился. Веревка сдавила шею, едва не сломав, пережала горло. Ни вдохнуть, ни выдохнуть, только шум в ушах все нарастает, вены вздуваются на висках. Ноги беспомощно болтаются над землей, а руки в тяжелых огромных кандалах впились в веревку. Я изо всех сил пытался разжать петлю, дать себе хоть глоток воздуха, чтобы не сдохнуть здесь, под помостом, глядя, как тускнеет солнечный день.

Шум в ушах стал оглушительным, удары в висках замедлились. Точно кто-то прикладывает мне к голове мешок с песком. Свет померк, и в какой-то момент я ощутил себя легко и приятно. Похожие чувства испытал после того, как люди Маркиза избили меня и бросили в карьер. Не знал, что это и есть смерть.

Неожиданная тупая боль в коленях и плече, обжигающее прикосновение к шее, и в горло хлынул поток свежего воздуха. Я глотал его и кашлял, снова глотал, давясь возвращающейся жизнью. Сквозь канонаду в ушах слышал ржание веселящихся стражников.

– Вставай! Вставай, висельник!

Удар по ребрам отозвался гудящей болью по всей груди. Я поднялся, все еще не понимая, что происходит. Мои руки коснулись мерзлой земли, ветер остудил влагу на щеках.

– Пшел!

Стражник схватил меня за шиворот и толкнул в спину. Я шел назад, к темнице, оставляя позади мрачную тень виселицы. Под дружный гогот охранников, расходящихся по своим делам, я волочил ноги ко входу в тюрьму.

Голова раскалывалась, перед глазами плясали цветные пятна, и спускаясь по ступенькам, я несколько раз чуть не упал. Только когда с меня сняли кандалы и втолкнули в камеру, в сознании укрепилась мысль, что я выжил.

– Ты гляди, не обмочился, – заржал один из моих мучителей. – Стальные, видать, у него…

– Эй, идем!

Они закрыли дверь и ушли. Я сидел на полу, прислонившись к решетке. Так прозрачно было в голове. В памяти осталось только морозное небо, которое, я думал, больше не увижу.

– Что, вздернули? – спросил мой сосед и коротко хохотнул.

Я даже не смотрел на него.

– Повезло, – крякнул он. – Теперь они с тобой забавляться часто будут.

– Забавляться? – я все еще не понимал, что случилось, а мой приятель, похоже, в курсе событий.

– Ну да, известная потеха у местных сторожей, – подтвердил он. – Берут кого-то из смертников и вешают ради смеха. Если шею сразу не переломит, то потом могут и снять петлю. Ну, а могут и не снять. Никогда не знаешь, в этот раз навсегда или нет.