Лошадь над городом

— Мало, — стыдливо признались новоканальцы и рассказали про троллейбус и звезды. — Если честно говорить, нет.

Ассистент был одного возраста с собеседниками, был одет, как и они, в джинсовый костюм и кроссовки, и поэтому, как все обладатели униформы, собравшиеся вели себя доверительно.

— И считать нечего?

— Меню-раскладку, — попробовал пошутить программист.

Приезжий шутку понял.

— Не густо. А чего у вас, други, в этих стенах много?

Вопрос был поставлен в лоб и загнал молодых новоканальцев в тупик. На счастье, кто-то простодушный (во всех учреждениях во все времена есть один простодушный сотрудник) сказал:

— У нас много старых чертежей.

— Вот и прекрасно, парни! — сказал ассистент. — Машина будет хранить в своей памяти их названия сообщать по запросу, где лежит требуемый номер, на какой полке, в какой папке. Возражений нет? Шеф одобрит. Все. Прошу отметить командировочные...

Так у «Новоканала» появилась библиотека, оборудованная как в лучших научно-фантастических романах. Для нее открыли штат — шесть человек, и она заработала. В этой суете как-то забыли про Ерофеича, а когда вспомнили, оказалось, что старик исчез.

— Должно быть, ушел на пенсию, — решили новоканальцы и начали понемногу привыкать к машине.

Когда на вокзале провожали теоретика компьютерного дела, Бронислав Адольфович доверительно спросил:

— А как насчет ошибок, профессор? Все-таки раньше со стариком мы горя не знали. А тут?

— Какой старик? Боря, в чем дело? — окликнул теоретик своего помощника. — Разъясни, пожалуйста, товарищам.

— Не волнуйтесь, — заверил ассистент. — У машин этого класса допускается всего один сбой на миллион обращений. Одна ошибка раз в сто лет. Вас это устраивает?

— Устраивает, — испуганно сказал Згуриди и, переложив в другую руку профессорский чемодан со старинной бронзой, потащил его к вагону.

Вот почему Иванов, получив задание и расспросив товарищей по отделу, как войти в деловые отношения с компьютером, прошел в бывший гимнастический зал и, обратившись к дежурному программисту, попросил узнать у машины, не помнит ли она что-нибудь о разведке воды в самом Посошанске.

Программист отложил в сторону две книги, которые он читал одновременно: рассказы Ивана Алексеевича Бунина и брошюру «Аэробика», отстучал на перфоленте запрос и вставил его в машину. Машина проглотила ленту, подумала, погудела и точно так же, на перфоленте дырочками, ответила, что искомый чертеж хранится на 27-й полке под номером 78 542.

Программист снова постучал по клавишам, набрал номер, теперь загудело в другом металлическом шкафу, что-то залязгало, уползло куда-то вниз, а когда вернулось, распахнулась дверка и шкаф выбросил из своего чрева металлический поднос, на котором лежал свернутый в трубку чертеж.

Ровно через час Иванов появился в кабинете Згуриди и сообщил, что прямо под городом на глубине две тысячи метров расположено целое море пресной воды. С Брониславом Адольфовичем сделалось дурно. С ужасом глядя в прозрачные глаза нового сотрудника, он пролепетал: — Да? — и слабо пошевелил в воздухе пальцами. Это должно было означать: уйдите, я хочу остаться один.

Тихий вечер опустился на степь, окружавшую город, густо потянуло из нее клевером и полынью, стихло бормотание перепелов, уселись на телеграфные столбы ястребы. В домах засветились окна, все реже стали проноситься мимо них трамваи и троллейбусы, квартиры наполнились запахом борщей и котлет. Наступило время ужинов.

— Славно, славно, вижу — все в сборе, — бодро сказал Степан, входя в столовую (он только что закрыл за собой дверь и чисто вымыл в ванной комнате руки зеленоватым с запахом резины мылом «Таврия»). — А у меня на работе, знаете, опять клад.

Сидевшие за столом Нина Павловна и ее два сына хмуро приготовились слушать. Стол был накрыт, в кастрюле призывно дымился суп, опрокинутая навзничь курица обреченно высовывала из золотого бульона ножки.

— Понимаете, приходит молодой парень, рассказывает — ломали дом, разворотили стену, а там в пазухе, между двумя кирпичами, — сверток. Вытаскивать побоялся. Трогать, говорит, не трогал, приглашает завтра смотреть. А мне эти находки вот так: развернешь, там старье. Прятали что угодно, были годы — даже газеты становились редкостью.

— Сева, Семен, ваши тарелки? — и Нина Павловна опустив половник в суп, оттолкнула им курицу. Та, вращаясь, отплыла к стенке.

Разговор, начатый Степаном, никто не поддержал, ели молча, плотная тишина плавала в комнате, как плавают в индуистском храме голубые кольца жертвенного дыма.

Покончили с супом, Нина Павловна извлекла вилкой из кастрюли желтую резиновую тушку, ловким движением ножа развалила ее на две части, положила в тарелки сыновей тугие ножки, тяжело вздохнув, отрезала себе крылышки. Степан ткнул вилкой наугад и подцепил шею, в которой из-под тонкой пленки мяса просвечивали белые катушечки позвонков.

— Только что на улице встретил Карцева, — сказал старший. — Директор вернулся, ждут народный контроль из области.

— Эти вывернутся, — сказал младший, обсасывая косточку. — Им не в первый раз.