Лошади моего сердца. Из воспоминаний коннозаводчика

Я знал собрание Мусина-Пушкина, одно из лучших в Петербурге, и подумал: «Так вот где он берет свои замечательные вещи!». «Теперь все погибло, все заберут или перебьют немцы, – в отчаянии твердил старый Идлис. – Погибли мои деньги!». Затем совершенно неожиданно, обратившись ко мне, он сказал: «Господин офицер, купите у меня весь фарфор. Я его вам дешево отдам. Вы его увезете, а от меня груз не примут». Это идея, подумал я, но где взять денег на такую крупную покупку? «Я бы купил весь ваш фарфор, – сказал я Идлису, – но у меня с собою нет денег». Он спросил мою фамилию и сказал, что знает ее, после чего предложил мне выдать ему вексель. Я согласился. Моментально из витрин стали выкладывать фарфор и ставить его на прилавок. Всего оказалось 330 вещей!

«Вынимайте все, что есть в ящиках», – велел я Идлису. Он сначала не соглашался, но когда я заявил, что отказываюсь от покупки, то махнул рукой, и из этих трех ящиков одна за другой стали появляться лучшие вещи, собранные Идлисом для графа Мусина-Пушкина. У меня глаза разгорелись от удовольствия при виде столь редких и чудных вещей. Мы вновь пересчитали фарфор – оказалось 430 вещей! «Цена?» – спросил я Идлиса. – «Десять тысяч. И это даром!». Я предложил половину, и за 6 тысяч рублей фарфор был мною куплен. Достали векселя, и я их тут же подписал сроком на месяц, платеж на Тулу.

Вслед за этим я сейчас же послал в гостиницу за Шмелёвым. Тот моментально явился, и я послал его привести несколько солдат из команды. Не прошло и часа, как Шмелёв, трое солдат и семья Идлиса уже упаковывали фарфор. Я сидел, наблюдал, курил сигару и беседовал со стариком Идлисом. Как ни был он расстроен, но иногда в нем загорался любитель и знаток: подымая ту или иную вещь, он любовно на нее смотрел, определял марку, а затем со вздохом передавал сыну для упаковки. «Вот старый Попов, – говорил он мне. – А вот замечательный сервиз Марколини, я купил его за 500 рублей у директора здешнего музея Рашевского. А вот Миклаш – и какой Миклаш!». Миклаш был Миклашевским – знаменитый завод фарфора в Черниговской губернии. Удивительна это страсть у всех евреев – сокращать слова, как будто у них нет времени произнести их полностью. Эта еврейская особенность во время революции получила полное право гражданства и весь русский язык был исковеркан и уничтожен этими сокращениями.

Не прошло и трех часов, как фарфор был полностью уложен и я отправил его на станцию. Тревога, поднятая в Чернигове, оказалась ложной, немцы туда не попали, эвакуация не имела места, но зато я стал собственником замечательного собрания фарфоровых вещей, которые при других обстоятельствах никогда б не попали ко мне. Следует признаться, что мне как коллекционеру всегда везло: я часто и притом совершенно случайно попадал на знаменитые вещи. Впрочем, счастье счастьем, а умение остается умением и тоже что-нибудь да значит, недаром же индейский писатель Рабиндранат Тагор говорил: «Искусство приобретать – трудное искусство. Многие пробуют, но не многие успевают». Я собрал коллекцию фарфора, бисера, хрусталя и стекла из в полторы тысячи предметов.

В Архангельск!

Я вернулся к месту моей военной службы – в Кирсанов. Наступил октябрь. Я начал тяготиться своим бездействием и подумывал о том, что следовало бы написать в Петербург письмо и просить о назначении в Орловскую ремонтную комиссию. Неожиданно я был вызван к командиру полка: из Главного штаба пришло распоряжение командировать в Петроград знающего французский язык и притом светского офицера. Предстоит явиться в Итальянское посольство, получить их инструкции и затем сопровождать из Кирсанова в Архангельск итальянских военнопленных – оттуда они уйдут на союзный фронт. Так совершенно неожиданно для себя я получил дипломатическое поручение и впервые должен был вступить в сношения и переговоры с посольством дружественной нам иностранной державы. Я не мог, конечно, тогда предвидеть, что месяц, который я пробуду в этой командировке, станет для меня исключительно интересным и приятным. Я всегда с удовольствием вспоминаю об этом веселом времени.

Приехав в Петроград, я получил инструкцию в штабе и в тот же день посетил посольство. Меня крайне любезно принял старший секретарь и сейчас же познакомил с двумя офицерами, прибывшими из Италии для сопровождения военнопленных на родину. Один офицер был в чине полковника, другой, помоложе, капитан. Их фамилии я позабыл. Это были милые и воспитанные люди, в особенности полковник, или командоре, как его называли итальянские военнопленные.

Тут же было решено, что я через несколько дней вернусь в Кирсанов, приму всех пленных и особым эшелоном доставлю их в Архангельск, где они и будут посажены на океанский пароход, чтобы отплыть в Италию. Оба итальянских офицера из Петербурга прибудут в Москву, там встретят наш эшелон и затем прямо проедут в Архангельск, где уже и примут у меня военнопленных.