Читаем Лошади моего сердца. Из воспоминаний коннозаводчика полностью

Я сижу рядом с ним и читаю в его душе, как в открытой книге. Иногда я смеюсь и говорю ему об этом, а он только чмокает губами и приговаривает: «Ой какой же вы умный! Это же верно!». Льстить он любил чрезвычайно и в этом отношении переходил иногда все границы. Наконец мы подъезжаем к старенькому домику. Во дворе начинает лаять и метаться на цепи собака. Перский встает и идет вперед парламентером. Хотя у него в руках зонтик, он берет еще у извозчика кнут. Когда он возвращается, мы идем в дом. Происходит представление. Перский усиленно именует меня «господин генерал» и «ваше превосходительство», затем подставляет мне кресло или стул и упрашивает садиться. Он чувствует себя здесь как дома: еще бы, он привез к этим беднякам покупателя и будет платить деньги! Хозяйка выносит или вынимает из шкапчика вещь, из-за которой мы приехали, в большинстве случаев это какой-нибудь пустяк, не стоящий внимания, и я, извинившись перед хозяйкой, уезжаю. По дороге Перскому влетает, и мы едем дальше. Если вещь интересна, я ее тут же покупаю, причем торгуется Перский, нередко разыгрывая презабавные сцены. Если вещь первоклассна, выпустить ее из рук нельзя, так как хозяйка на другой день начнет приценяться, советоваться с кумушками и обязательно раздумает продавать. Покупать надо немедленно. Иногда удавалось купить интересную вещь сразу, но чаще приходилось долго торговаться, а уговаривать, чтобы продали, еще дольше. В этих случаях Перский был велик: он пускал в ход все свое красноречие, брал жертву измором – и вещь оставалась у нас в руках. В богатых домах Перский держал себя иначе: отводил в сторону хозяина или хозяйку и критиковал вещь, либо указывал, что вторично такого знаменитого покупателя он не сможет дать. В большинстве случаев маневр удавался.

Как-то однажды вечером я зашел в лавочку Перского и присутствовал при следующей сцене. За прилавком был сам хозяин. Глаза его горели, лицо пылало – видимо, он весь ушел в свое торговое дело и предвкушал получение хорошего куша. Против него стоял красавец еврей, изящно одетый, и держал в руке маленькую фигурку индюка. Это был знаменитый киевский антиквар, миллионер Золотницкий. Яша Золотницкий, как все его звали в Киеве, был знатоком своего дела, и если бывало попадала ему хорошая вещь, то он ее уже не выпускал. Я с ним не только был знаком, но и являлся давним покупателем его фирмы. Я подсел к прилавку и стал наблюдать.

«Так как цена, господин Перский, за этого маленького, такого крошечного индюка?» – спросил Золотницкий. «Меньше 50 рублей я не возьму», – отвечал Перский. «Как, за такую пустую фигурку 50 рублей?! Нет, господин Перский, вы с ума сошли или же забыли, что имеете дело со мной! Я знаю цену деньгам!», – волновался Золотницкий, но индюка продолжал держать в руках. Видимо, фигурка ему очень нравилась и он во что бы то ни стало хотел ее купить. Перский чутьем торговца это чувствовал и решил дать Золотницкому генеральный бой. Яша, ворча себе под нос, поднял опять фигурку, приблизил ее к близоруким глазам, повернул ее раз, другой, посмотрел на марку и сказал: «Нет, купить не могу. Фигурка замечательная, но вы, господин Перский, просите за нее сумасшедшую цену. Помните, что это я вам говорю, господин Перский, я, Золотницкий!» Глаза Перского еще больше загорелись, и он не сказал, а прямо прокричал: «Господин Золотницкий, если вы поставите фигурку на прилавок – цена будет другая!» Золотницкий удивленно посмотрел на Перского, не понимая, откуда у того взялась такая настойчивость и прыть, и медленно-медленно стал опускать фигурку индюка к витрине прилавка. Наступила решительная минута заключения или же расторжения сделки. В лавочке повисла мертвая тишина. Было слышно, как муха, пролетая, жужжала и затем, с размаху ударившись о стекло, стихла. Жена Перского на цыпочках подошла к дверям и молча наблюдала. Я тоже молчал, а Перский, весь красный, с каплями крупного пота на лбу, смотрел, как Яша Золотницкий все ниже и ниже опускал фигурку индючка… Вот она почти уже коснулась стекла, но в этот миг Золотницкий резким движением руки поднял ее вверх и веселым голосом обратился Перскому: «Вот и не поставлю Что вы тогда со мной сделаете, господин Перский?» – «Получу 50 рублей», – так же весело ответил Перский, после чего Яша Золотницкий положил индючка в карман.

Надо было видеть выражение этих лиц, слышать мертвую тишину, наступившую в лавчонке, чувствовать игру страстей и жадность глаз и рук, чтобы вполне оценить эту замечательную сцену.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное