Лошади моего сердца. Из воспоминаний коннозаводчика

Приближалось время начала закупки в Полтаве всего годового ремонта, и я с величайшим интересом ждал этого момента. Перед началом серьезной работы мы разъехались дней на десять по домам отдохнуть. Прощаясь со мной, генерал шутя мне сказал: «Знаете, Яков Иванович, ведь вам предстоит увидеть всех невест Полтавской губернии. На приемы ремонта, как на праздник, съезжаются все помещики, будут обеды, приглашения и прочее, а вы так скромно одеты. А вместе с тем на вас, как на холостяка и завидного жениха, будут направлены взоры всех мамаш и невест». Я в свою очередь посмеялся и сказал генералу, что сегодня же пошлю Шмелёва в Петербург заказать платье у Норденштрема (это был лучший военный портной, который шил государю императору)[136] и надеюсь не посрамить звание члена Полтавской ремонтной комиссии. Перед отъездом в Прилепы, в тот же вечер, я вызвал портного, он снял с меня мерку, и Шмелёв уехал с ней в Петербург, где должен был сделать заказ и купить также новое походное снаряжение. Все было привезено вовремя, и я с удовольствием переоделся и бросил то платье, которое когда-то наспех мне сшил неизвестный портной в Москве.

В Полтаве все уже были в сборе. Яковлев заметно волновался: дело приема годичного ремонта сулило немало забот, ибо приходилось принимать лошадей у князя Кочубея, у великого князя Дмитрия Константиновича и других влиятельных лиц и сильных мира сего. Здесь, помимо знания лошади, надо было иметь много такта и выдержки, чтобы никого не обидеть. Тем, кто знает больное самолюбие всех охотников и коннозаводчиков, станет понятно, что задача Яковлева была не из легких.

Приемка лошадей происходила сейчас же за городом, на площади. Коляски, шарабаны, кабриолеты и даже одна линейка, запряженная четверкой серых лошадей, – все это спешило на приемку, молодежь боялась запоздать и пропустить приезд генерала.

Когда мы подошли к площади, перед моими глазами предстала поистине восхитительная картина. Зеленой тканью далеко раскинулась площадь, с левой и правой стороны отороченная рядами белой акации. Ближе к городу был раскинут шатер, алые полотнища которого ярко выделялись на общем белом фоне палатки. У шатра был целый цветник дам, барышень и молодежи. Нарядные платья мамаш, светлые костюмы, пажеские, лицейские, правоведские, гимназические курточки и мундирчики – все это смешалось в один поток ярких красок. Папаши хлопотали у лошадей, и их дворянские фуражки, шляпы и кепки далеко мелькали на площади, то скрываясь, то опять выплывая из-за лошадиных крупов и голов. Вся площадь была усеяна экипажами, подводами и лошадьми.

На правом фланге этой лошадиной армии, вытянувшись в стройные ряды, стояли перевозные коновязи, и у них было привязано 60 лошадей, серых, гнедых, рыжих и вороных, – все в клетчатых коротких и щегольских попонках и новеньких недоуздках из желтой свиной кожи. Я глазам своим не верил, видя такое богатство, такую ставку. А за ней стояли другие, не так, правда, щегольски показанные, но еще более интересные.

Среди этого лошадиного моря группами бродили барышники, высматривая лошадей и прицениваясь к тем, которые, как брак, не будут приняты и попадут в их лапы. Конюхи с озабоченным видом примачивали гривы и челки лошадей, обмахивали щетками и конскими хвостами пыль и докучливых мух, изредка перекидываясь словечком.

А возле шатра, правее от него, была устроена выводная площадка и место вокруг нее посыпано разноцветным песком; тут стояли стулья для членов Ремонтной комиссии и, поодаль, два стола и скамьи для писарей. На правом фланге, то есть при въезде на площадь, была выстроена команда солдат. Красивые мундиры гвардейцев по яркости красок соперничали с туалетами дам, а статные и стройные фигуры кавалеристов и их приветливые, веселые, иногда чуть задорные лица немногим уступали лицам той светской молодежи, что стояла у шатра. И над всем этим беззаботным и красивым обществом счастливых молодых людей расстилалось необъятное небо, по которому медленно плыли полупрозрачные перистые облака. Вот та картина, которая открылась передо мной на площади. Могу ли я забыть ее, равно как и то давно ушедшее и счастливое время…

«Генерал едет», – раздалось со всех сторон, и я спешно направился к своей команде. Из-за угла показалась открытая коляска четверней, раздалась моя команда: «Смирно, глаза направо, господа офицеры!». Генерал Яковлев был великолепен: в белоснежном кителе, рейтузах галифе (тогда их еще не носили все прохвосты и мерзавцы), высоких сапогах, с Владимиром на шее и в петлице, при оружии, со стеком в руках. Легко выскочил он из коляски, бравой походкой подошел к части и поздоровался с ней. После этого, сделав распоряжение расставить солдат по местам для приема, сказал: «Господа офицеры, прошу следовать за мной». В сопровождении членов своей комиссии генерал направился к шатру приветствовать дам. К тому времени там собрались все коннозаводчики и владельцы лошадей.