Лошади моего сердца. Из воспоминаний коннозаводчика

Уже после революции до нас в Москве дошли сведения, что в Воронежской губернии крестьянами разграблен завод Охотникова, возможен и разгром имения. О заводе сожалеть не приходилось: он давно утерял свою ценность и превратился в завод упряжных лошадей, но мне было известно, что рядом, в Яковке, где жил и творил знаменитый коннозаводчик Василий Павлович Охотников, имелись ценности: портрет Шишкина, его заводские книги, письма старика Стаховича и многих других. Там же были десять-двенадцать портретов шишкинских рысаков кисти Сверчкова, копыто Соболя 1-го и прочее. Это был бесценный материал для коннозаводского музея, и я сам хотел ехать за ним. К сожалению, не мог. Тогда я вспомнил, что в Воронеже живет Бочаров, писатель по вопросам генеалогии и страстный лошадник. Кому же, как не ему, было дать поручение немедленно отправиться в Яковку и вывезти оттуда совместно с сотрудником воронежского губернского музея эти ценности? Но этот «историк», этот «страстный» любитель (позволю себе первое существительное и второе прилагательное взять в кавычки) и пальцем не пошевелил. Позднее я узнал, что Бочаров подмазывался к новой власти и писал революционные пьески в духе времени и ставил их в Воронеже. Тем временем крестьяне разнесли Яковку и порезали на онучи портреты Соболей и Горностаев. В грязных коровниках и свинарнях пропали портреты великих предков знаменитых рысаков! Крестьянство удивлялось добротности холста и его крепости, но что простительно темному, некультурному и безграмотному народу, то непростительно российскому интеллигенту. И хотя я не люблю говорить о людях дурно, но в этом случае не могу молчать! Бочаров был в фаворе у властей и легко мог выполнить наше поручение.

Но моей поездке по Тамбовщине, казалось, ничто не могло помешать: автомобиль куплен, маршрут составлен, и время, несомненно, нашлось бы, но, как часто случается в жизни, человек предполагает, а Бог располагает. Так и на этот раз: вместо столь меня интересовавшей поездки, я получил направление в распоряжение председателя Полтавской Ремонтной комиссии генерал-майора Яковлева. Ехать к месту новой службы мне чрезвычайно не хотелось: беспокойная жизнь члена ремонтной комиссии в вечных разъездах по городам и пунктам, в летнюю жару, духоту и пыль весьма мало улыбалась мне. Нелегко бывает человеку оставлять насиженное место, а Кирсанов стал для меня таким насиженным гнездом. Там у меня была прилично обставленная квартира, из Прилеп привели пару меринов с коляской и кучером, был свой повар. Круг знакомства, хотя и ограниченный, но существовал, с офицерами полка я жил очень хорошо, а с генералом Керном находился в приятельских отношениях. Словом, поездка в Полтаву меня совершенно не устраивала, и я просил Керна послать на мое место другого офицера. «При всем желании вашу просьбу исполнить не могу, – сказал милейший Альфред Фёдорович. – В распоряжении сказано откомандировать именно вас». Делать было нечего, пришлось оставить все намеченные планы и ехать в Полтаву. Это было, если память мне не изменяет, в конце мая.

В Полтаве

Когда я приехал в Полтаву, Ремонтной комиссии там не оказалось: она выехала на прием лошадей в Кременчуг, но скоро должна была вернуться. Подъезжая к Полтаве со стороны Харькова, я любовался хорошо знакомыми красивыми видами. Полтава стоит на высоком месте, и весь город тонет в садах. Справа от него, на высокой горе, величественно высится монастырь, утопающий в сочной зелени спящих дубрав; внизу расстилаются луга, далее идут леса, и река Ворскла протекает здесь со своими живописными, но мелководными притоками. В излучинах зеленеющих берегов этой благодатной реки водится немало дичи и всякой птицы. Я смотрел на знакомые виды и вспоминал годы своей юности, которые прошли в этом городе.

Вокзал отстоит от города довольно далеко, но извозчики в Полтаве были хорошие, и я быстро доехал до гостиницы. Когда мы въехали на главную улицу города – Александровскую, потом повернули направо и стали кольцом огибать городской сад, передо мной как живые встали картины давнего прошлого. Именно по этой улице и по этому кольцу вокруг сада нас, кадет, дважды в день стройными рядами водили на прогулку. Я смотрел по сторонам и узнавал знакомые здания: вот Дворянское собрание, а вот дом губернатора, далее разные присутственные места и наконец большое трехэтажное здание кадетского корпуса. Я вспомнил некоторые магазины по старым, еще с детства знакомым вывескам: писчебумажный магазин Дохмана, кондитерская Кандыбы – все стояло по-прежнему и на старых местах. Однако теперь, после жизни в столицах, поездок и знакомства с большими городами запада, Полтава показалась мне маленькой, скромной и провинциальной. Не то было в молодости, когда город представлялся мне большим и полным всяких тайн. Да, сильно расходятся впечатления зрелых, много видевших людей с впечатлениями юности.