Лоскутное одеяло, или Психотерапия в стиле дзэн

А Эйнштейну неприятно, ему мокро, бедный, он же тело, и ему мокро. И к тому же, он же делает различие между разными мочами. Он писает одной мочой, и она ему дорога и близка, а это - чужая моча Дарвина, которая на него попала, и ему, конечно, неприятно. “Вот видишь, - говорит он, - ты, наверное, понимаешь, да, за что страдаешь?” Они идут в машину. А Дарвин отвечает - ну да, что ему еще остается делать - он, конечно, отвечает Эйнштейну, он же его любит: “За то, что я описал твои штаны, и тебе теперь мокро и неприятно? И там волосы еще на ногах всякие… И тебе даже говорить об этом неприятно?” Эйнштейн говорит: “Да, мне и говорить об этом неприятно”.

12

Вот как это происходит. Этот диалог постоянно свершается на наших глазах, а что делать, он всегда вокруг нас. Конечно, Эйнштейну неприятно. Дарвин ему отвечает: “Ну да, я понимаю, за это меня будут бить”. А Эйнштейн, злой, наверняка, раздраженный, говорит: “Да, за это тебя будут бить”. И конечно, Дарвину от этого грустно опять становится. Он говорит: “Я ведь могу и не описывать твои штаны дурацкие. Вот смотри: я с тобой работал столько лет в Университете и ни разу не описал твоих брюк! Хотя у меня были возможности: мы ходили вместе в туалет, и я мог же написать тебе на брюки - мог, но я этого не сделал. И даже - в колледже - я одевал твои брюки, мог же я и описать? - мог, но я этого не сделал. И в такой форме тоже не сделал, видишь? А мог ли я, например, представляясь тобой, читая лекции твоим студентам, описать твои брюки, то есть выглаженность твоей репутации? Мог. И описывал. А, я понял: я описывал твои брюки”.

А Эйнштейн скажет: о нет, на это я как раз не сержусь. И начнет, конечно, опять свою галиматью нести, что он не сердится, и что дело нисколько не в студентах, хотя коню понятно, что он обижался. В общем, он начнет открещиваться опять от своих чувств - зачем ему так это надо? Это ведь тоже интересно Дарвину, и он его спрашивает: “Слушай, а зачем ты открещиваешься от своих чувств? Это ты только передо мной или и перед собой?” А Эйнштейн скажет: “И перед собой, конечно, тоже”.

13

Машина ехала, мотор не подводил. Шофер сидел и делал так: у-у-у, тр-р-р, ж-ж-ж-ж, ту-ту-у-у! Одной рукой он вертел баранку, а второй рукой курил, делал вид, что курил, а на самом деле он трогал себя за пипиську. И трогая себя за пипиську, шофер думал… Шофер ничего не думал - о! Этот третий персонаж ни хрена не думал. Он говорил себе: тр-р-р, ту-ту-у-у! Кто же это такой? Мы его не знаем. Это как бы не аналитический разум. То есть он просто ведет машину, ни о чем не думает. Кто же он, этот шофер? Он этого, конечно, не знает, он просто делает так: ту-ту-у-у! чух-чух! - ну, повороты там всякие, впадины, мотор шумит, и он, как мотор. Да. Он просто мотор. И всё. О нем ничего больше не скажешь. Когда он с женой, он тоже просто гудит: ту-ту! ду-ду! Нет, ну, он ест, конечно, суп, смотрит телевизор. Бедный, телевизор-то он зачем смотрит?