Каждый раз, когда они встречались, Люба делала все, чтобы угадать его желания, доставить ему радость, чтобы он опять прижался к ее груди, как ребенок, и всхлипывал, а она бы лежала и гладила его, успокаивала и жалела, рассказывая, что все хорошо, все у него получилось, и он молодец, он такой красивый, сильный, ему не нужно плакать, она его любит и никому никогда не отдаст. Для нее это были самые радостные минуты, лучше всякого секса. Однако каждый раз она чувствовала, что ему по-прежнему чего-то не хватает, и он знает что, только не решается ей сказать.
Люба увидела, как он убил женщину только один раз, зато рядом с ней, ее подругу, но получилось это случайно. Они были уже несколько месяцев знакомы, она уже не остерегалась его, как других клиентов, возила его к себе домой, и они встречались через день. Один раз поздно вечером он забрал ее с улицы, как обычно, на своей машине, и она села рядом с ним, но он не тронулся, а смотрел в окно на ее подружку, тоже стоявшую у дверей бара. Заметив его внимательный взгляд, Люба почувствовала укол ревности, но промолчала.
— Слушай-ка, заберем ее с собой, — вдруг сказал Ураев.
— Зачем?
— Заберем. Пожалуйста. Пересядь назад. Пусть она мне это сделает по быстрому. А ты сзади посмотри на это. Давай?
Люба, молча, открыла дверь и перешла на заднее сидение. Ей это очень не понравилось, было противно, но она стерпела.
— Как ее звать?
Люба назвала имя, тот окликнул ее в окно и рукой пригласил в машину. Подружка села рядом с ним, и они тронулись, через пару кварталов заехали в темный двор и остановились. Ураев молча расстегнул ремень и приспустил брюки. Подружка поняла все без слов и нагнулась к нему под руль.
Люба сначала отвернулась, но потом нагнулась через спинку переднего сидения и на все это смотрела. Впервые она тогда почувствовала, как это все отвратительно, что делает она сама и все другие девчонки с улицы. Но это длилось слишком долго, подружка начала уставать, но как профессионалка виду не показывала, разыгрывая страсть. Но Ураев — и Люба это сразу заметила, — начал раздражаться, на себя самого, начал царапать ногтями сидение, потом даже спину подружки. Та вздрогнула, не ожидая этого, подняла голову, и тут случилось страшное, отчего у Любы пережало горло. Ураев выхватил нож и ударил той сбоку в горло. Она коротко визгнула, и сразу визг смешался с мокрым хлюпаньем крови в ее горле и стих. Люба оцепенела и смотрела на это из-за спинки сидения, не веря глазам, не осознавая, что произошло. Ураев отбросил в сторону нож, рукой из-под руля схватил ту за волосы, потянул вбок, а пальцы другой руки засунул ей глубоко в распоротое горло. Кровь лилась по его руке, и он шевелил там с наслаждением пальцами, и вдруг отдернул окровавленную руку, прижал между своих ног и начал мастурбировать. Люба не выдержала, она зажала себе рукой рот, чтобы не закричать, выскочила из машины и побежала по улице.
Следующие недели она пряталась от Ураева, а заметив, что он ищет ее на улице, убегала от него. На его звонки не отвечала. Она теперь боялась за свою жизнь, она чувствовала, что рано или поздно этим кончится и с ней. Она боялась уже с любым другим мужчиной, который выбрал ее на улице и куда-то вез на своей машине. Она чувствовала, что когда-нибудь это обязательно случится и с ней. Только такое можно было ждать от этих странных, нездоровых мужчин, которым нужна были не ее любовь, как всем нормальным, а только ее боль. Но одновременно Люба тосковала без Ураева, по его рукам, его ласкам. Никогда раньше, и ни с кем другим она ничего похожего не испытывала, она никогда раньше по-настоящему не любила. Больше всего ей хотелось опять приласкать его у себя на груди, утешать, как ребенка, такого большого и сильного, но несчастного и беззащитного в эти минуты, и полностью в ее власти. Наконец, через три недели любовь у нее в душе пересилила страх. В те же дни начались неприятности из-за найденных у нее наркотиков. Она чувствовала себя одинокой и несчастной, и вечерами, когда оставалась одна, тихо и долго плакала. Его настойчивые звонки давно прекратились, и она не выдержала этой пытки и сама набрала его номер.
— Ты меня тоже убьешь? — это были ее первые сказанные ему слова.
— Я люблю тебя, ты мне нужна! — выкрикнул он ей в ухо. — Не бегай от меня, пожалуйста!
Они не стали после этого жить вместе, но Ураев устроил ее к себе в клуб. Сначала ей пришлось работать на кухне, но потом они вдвоем придумали номер со стулом и сексом на сцене, который скоро превратился в самый «улетный» хит. На панель она с тех пор больше не выходила.
Через час пути они свернули с асфальта на гравийку. Тут начало трясти, и Люба отодвинулась от Ураева. Они подъезжали к даче, доставшейся ей от родителей. Ее мать умерла здесь же, два года назад, уже пожилой, Люба была у нее очень поздним ребенком.