— Если вы, Николай Иванович, спрашиваете меня, как депутат, то я вам отвечу так, вопрос с серийным убийцей, которого мы называли «лотерейщиком», окончательно закрыт. Осталась только нудная писанина для суда, а потом с плеч долой.
— А известный нам сообщник?
— Как вы хорошо знаете, он живет не в Питере, а даже совсем в другой стране. К тому же, в очень недружественной к нам стране.
— Но его жертвы были здесь, наши граждане. Его надо найти и привлечь!
— Вы говорите совершенно справедливо, и я с вами полностью согласен. Но это верно, так сказать, юридически и отвлеченно. А если поднимать вопрос о его уголовной ответственности и возмездии, то мы живет в разных, что называется, юрисдикциях. Им, в Польше, плевать на жертвы в нашем городе, чем больше — им даже лучше. Вы только послушайте, что говорят их политики!
— Нельзя закрывать это дело. Его надо задержать.
— Это нам-то, питерским полицейским? У нас мало тут другой работы? Он же в другой стране, Николай Иванович!
— Когда-то мы умели расправляться и не с такими преступниками, не считаясь с границами.
— Очень и очень давно, три четверти века назад. Или вы хотите спровоцировать международный скандал? Тогда они все это переврут и раструбят на весь мир о русских террористах. Вы — идеалист, Николай Иванович.
— Но оставлять на свободе убийцу — как это называется? При неоспоримых доказательствах его преступлений, и который заслужил высшую меру.
— Называется, Николай Иванович, суровой реальностью или жизнью. Вы витаете в облаках. У вас небольшой опыт в области практики правопорядка.
— Небольшой. Но как вы знаете, я пытаюсь его укрепить, а его практику выпрямить. Для этого здесь и нахожусь.
— Это я уже слышал. Поэтому и помогаю вам, чем могу.
— Я хочу сам допросить этого человека. Лично.
— Зачем?
— Майор Кашин, я все-таки не ваш подчиненный. Видеться с подследственным — одно из моих депутатских прав. О чем я буду его допрашивать — пока еще не знаю, не решил.
— Полковник Смольников, которому я подчиняюсь — а теперь и исполняющий обязанности начальника Управления, — распорядился закругляться с этим делом, а не ворошить его, как вы собираетесь делать. Это слишком чувствительное для общественного спокойствия дело. Мы только-только его успокоили. Кроме того, у нас еще один маньяк на свободе! Вы это забыли?
— Опять полковник Смольников! Как-то он слишком жестко опекает мои действия у вас. Вам не кажется это подозрительным? Хорошо, Петр Васильевич, тогда так. Вам требуется новый депутатский запрос, чтобы допустить меня к этому задержанному? Я его завтра получу и привезу.
— Что вам от него надо?
— Я уже вам сказал — пока не знаю. Запишите в своей бумаге, если это потребуется для Смольникова, что в порядке надзора и укрепления правопорядка депутатской комиссией.
— Как вы мне надоели со своим укреплением правопорядка… Извините, конечно, — ничего личного.
— Петр Васильевич, у вас своя ответственность, у меня — своя. Но это не только ответственность, когда серийные убийцы остаются безнаказанными и на свободе. Это еще и здоровье общества, и даже личная совесть. Этот выродок не должен уйти от расплаты, я хочу до него добраться, во что бы то ни стало.
— До поляка?
— Он гражданин этой страны, или им был. За что, кстати, он сидел?
— Возил синтетические наркотики из Польши. Фуры гонял оттуда с яблоками. Был мелким предпринимателем. Фруктовый бизнес с дурью в тайниках.
— Петр Васильевич, я не могу это так оставить. Половина дела ведь вами сделана!
— Неужели только половина? Преступного игорного сайта больше нет, серийного убийцы тоже, угроза следующих якобы случайных убийств снята. Но депутату, понятно, и этого мало… Ладно, укрепляйте правопорядок дальше. Но только своими силами и под свою ответственность. Потому что я должен выполнять приказ полковника Смольникова. Никакого отношения ни я, ни моя группа иметь к этому не будут. И во всех ваших вылазках по укреплению правопорядка вас всегда теперь будет сопровождать следователь Седов. Если вас это не устраивает — ничего иного сделать или разрешить вам не могу.
На этом мы с Кашиным разговор закончили и на прощание, молча, пожали руки.
15. После шоу