У гроба собралось уже много людей. Кроме родственников, собравшихся отдельной кучкой, тут были, по виду, и врачи-коллеги, — тихо и скорбно, как давние знакомые, приветствовавшие друг друга, — и, судя по растерянному виду, даже некоторые пациенты покойной.
Начались выступления, каждое по-своему трогательное и горькое. Особенно мне запомнилось одно, седого пожилого человека, по-видимому, тоже врача и коллеги покойной.
— От нас ушел прекрасный человек, любящая и заботливая мать, замечательный врач и наш коллега. Случай, слепой случай унес ее от нас. Или это не был слепой случай? Она ведь хотела помочь этому человеку, вылечить его от психического недуга, и он так с ней поступил. Как будто злой рок иногда нежданно и негаданно вмешивается в нашу жизнь, все переворачивает или обрывает навсегда, и ничто не может этому помешать и уберечь нас от этого ужаса. Как ни горько признать, но такова наша жизнь, и никто не способен защититься от подобного зла. Но нам нельзя отчаиваться. Нельзя впадать в уныние и обреченность. Это ведь только и нужно злу, которое обрушивается порой на каждого и нас, нам надо выстоять, надо выжить, нам надо победить зло и утвердить добро. Для этого бог вдохнул во всех нас жизнь, для этого мы ходим по земле, и мы обязательно победим зло, в каком бы обличье оно ни представало перед нами. Мы уже побеждаем это зло, просто оттого, что живем, и будем всегда его побеждать. К этому призывает нас бог и природа — побеждать несмотря ни на что.
Выступления только начинались, когда я увидал в дверях Алену Юрьевну. Я не был уверен, но надеялся, что она придет, и мы с ней немного поболтаем — во второй раз наедине. В общей скорби, среди незнакомых грустных лиц она показалась мне радостным и светлым лучиком. Когда проводы покойной подошли к концу, и собравшиеся начали расходиться, а у гроба оставались только самые близкие, я поспешил за ней.
— Я скучал без вас, — первое, что я сказал, когда догнал, и мы вышли из ворот крематория.
— Как это неожиданно.
— Мы бываем с вами наедине только на похоронах или, наоборот, перед выемкой мертвого тела из могилы. Совсем не располагает к романтике.
— Вы склонны к романтике?
— Я склонен в вас влюбиться.
— Вы мне это уже говорили. Но вы очень не вовремя уехали, Николай, пропустили самое важное и долгожданное. Его не только поймали, но уже и допросили.
Она впервые назвала мое имя без отчества, и я подумал, могу ли теперь ее называть просто Аленой.
— Разве всех их поймали?
— Так не бывает — сразу всех.
— Тогда я еще успею поучаствовать в общей радости.
— Вы оптимист.
— К сожалению. Вы, наверное, тоже были на допросе? Что же это за субъект?
— Странный тип. Скажем так, по первым впечатлениям, — неврастеник и параноик с комплексом неполноценности. Такой букет он приправил мнимым возвеличиванием. Деньги для него — фетиш, — впервые в жизни до них дорвался, как сумел. Но, оказалось, он еще и очень сентиментален, плакал на допросе. Детство без родителей. Вырастила старшая сестра, которая и сама-то была тогда девчонкой. Своего рода — героиня. Но чтобы обоим выжить — с ранних лет воровала. И теперь не остановилась — снова отсиживает. Так юность у обоих и прошла — по колониям.
— Почему плакал?
— Сестру больше не увидит. Та должна скоро вернуться из заключения. Ждал ее очень, а теперь и сам туда же, в зону, похоже, навсегда. Плакал, не стесняясь. Я тоже, знаете, глядя на него, чуть не заплакала. У каждого свое горе.
— Что о сообщниках? Это теперь главное.
— Впутал его в эту «лотерею» дружок по последней отсидке. Сразу имя и фамилию его назвал. Чувствовалось, хочет сотрудничать со следствием. Хотя это уже вряд ли ему поможет. Инструкции от сообщника получал из Польши обычными мейлами, они даже не разговаривали по телефону. Только это, остальное мы уже знали.
— Вы давно ловите маньяков?
— Нет, совсем недавно, и только в вашей компании, — она поддерживала мой шутливый тон, и это меня радовало. — В остальное служебное время я ловлю продавцов наркотиков. Но мне пока попадаются самые мелкие. А вообще, я психолог, поэтому меня и взяли в ФСБ.
— Слишком много в этом крематории собралось сегодня психологов. Самых разных. Наверное, плохо у вас, психологов, со своей наукой получается.
— Душа, говорят, потемки. Никогда в ней ничего не поймем.
Мы подходили уже к стоянке машин.
— Я вас отвезу. Вам куда?
— Спасибо, но сегодня я на своей.
Мы остановились около ее старенького японского автомобильчика, и я спросил:
— Вы думаете, нам не поймать его сообщника?
— Только не в Польше, — она пожала плечиками и открыла дверь своей машины. — Но нам и без него осталось многим заниматься. Второй маньяк еще ужасней. Я с содроганием думаю, что он живет где-то рядом с нами, ходит по улицам города и высматривает…
На прощание она мне только грустно улыбнулась. Я с сожалением проводил взглядом ее машину и побрел к своей. Из ворот крематория выходил пожилой коллега погибшей, который у гроба сказал тронувшие меня слова. Он тоже меня заметил, и на прощание покивал головой. Я подошел к нему.
— Извините, вам в центр? Я вас могу подвести.
— Спасибо, не откажусь.