Но мне неожиданно стало противно так издеваться над этим человеком, и я на полуслове прервал звонок.
Я хорошо отдохнул за несколько дней, напечатал много страниц для ФСБ и уже собирался возвратиться, когда мне позвонил Кашин и сообщил, что полковник Смольников застрелился в своем служебном кабинете, в парадном мундире, при всех своих орденах. После этого Кашин помолчал и добавил:
— Николай Иванович… Я хочу извиниться перед вами. Или объяснить… Было очень мало доказательств, или даже совсем их не было.
— Все нормально, майор, все мы люди. Да и неплохо все закончилось, всех серийных убийц вы поймали, новых пока не объявилось. Каждый раз бы так.
— Как ваша рука?
— Все будет хорошо.
30. Последнее
В конце года начальником полиции города утвердили незнакомого мне, но, говорят, очень порядочного человека, и Кашин стал его заместителем. Я его иногда вижу, потому что наша комиссия по укреплению правопорядка по-прежнему каждую неделю заслушивает доклады полицейских начальников, теперь уже новых, и очень часто в прямом эфире. Чем дольше мы работаем, тем больше убеждаемся, что работы впереди очень много. О новых «оборотнях» в полиции города пока ничего определенного или публичного не появилось, о крысах тоже, но по некоторым признакам обновленная внутренняя безопасность начала работать у них активнее.
По отпечаткам пальцев и анализам крови на обоих ножах, найденных в квартире Ураева, быстро установили, кто и кого ими убивал, после чего подозрения и обвинения против меня сами собой отпали. Но мне до сих пор не дает покоя чувство вины за смерть Седова. Я вскоре ездил к его семье. Но чем я мог их утешить, что сказать? Ведь не то, что удары ножа предназначались мне, въедливому защитнику справедливости, а вовсе не ему, хорошему и честному служаке. Не сядь он тогда в мою машину, не ввяжись в мою авантюру с отмычками, и не сними он бронежилет от жары, то играл бы теперь со своими тремя ребятишками. Или выбрал бы я другую комнату для обыска, а не спальню, то был бы убит вместо него я, как этого и хотел киллер. Очень много разных «бы», как всегда и во всем. Не разразись тогда гроза, не шуми так ливень, из-за чего четверо мужчин, вошедших в ту квартиру, не услыхали, или перепутали, или то и другое, и сложилось бы все иначе. А так, вопреки планам и ожиданиям, вовсе не те из четверых теперь живы, а другие мертвы. И только из-за разных случайностей, да разразившейся грозы и шума дождя за окнами. Так всегда с этими «бы».
Сбежавший с веранды ресторана «лотерейщик» выжил, пулю ему из головы вынули, но, судя по глазам, с какими он зимой сидел на суде, человеческого в нем осталось еще меньше. На суде присутствовала его сестра, как я и обещал ему. Мне удалось устроить в службе исполнения наказаний, чтобы брат и сестра смогли встретиться и пообщаться несколько раз. Сестра, оформленная как свидетельница защиты, так проникновенно и жалостливо описывала на суде горькое детство этого серийного убийцы, что одна женщина из народных заседателей даже начала громко всхлипывать. Но, все равно, «лотерейщик» получил высшую меру, пожизненное.
Любу тоже осудили. Однако признали виновной только в похищении маленького ребенка. С учетом признательных показаний и сотрудничества со следствием, в результате чего были спасены жизни двух человек, она получила только три года колонии. Мне показалось это справедливо, потому что на преступления ее толкало вовсе не зло, а несчастная любовь.
Смерть главного «лотерейщика», выманенного нами из Польши, была признана вынужденной, как следствие необходимой обороны после нанесения мне увечий. Уголовное дело против меня так и не было возбуждено, хотя Смольников успел многое для этого сделать перед своей смертью.
Когда я узнал, что, исполняющий обязанности начальника полиции города Смольников застрелился, меня кольнула совесть: напрасно я его спросил, — в шутку, конечно, — не станет ли он стреляться, и заронил ему такую мысль. Нужно мне было вести дело до суда — это было, конечно, трудно, но возможно. Само по себе возбуждение такого дела было необходимо для восстановления справедливости, даже без суда и окончательного приговора. Уголовное дело против первого полицейского города стало бы прецедентом и уроком для многих людей в погонах. А так, без этого он остался и в почете, и с пышными похоронами при хвалебных речах первых лиц города. Но, в любом случае, он заслужил пулю, которую сам для себя выбрал, и такая пуля, на мой взгляд, все-таки немного смыла грязь с чести офицера.