Лотос

Когда мы обнимаем друг друга под звездным небом, я протягиваю руку, наблюдая, как бриллиантовый лотос искрится и переливается с каждым всплеском сверху. Я думаю о его значении и о том, как он самым изысканным образом олицетворяет нашу историю любви.

Цветок лотоса великолепен, даже если его корни находятся в самой грязной воде.

Я обнимаю Оливера Линча, утыкаясь лицом в успокаивающее тепло его груди. Теперь он мой лучший друг навечно.

И именно там, на нашем тайном холме, мы танцуем, мы плачем и снова влюбляемся.

Именно там мы расцветаем.

Эпилог Оливер

Два года спустя

– Это голова? Это должна быть голова?

Да. Конечно, да. Я знаю это, потому что все, что я делал, – это изучал роды последние тридцать девять недель и пять дней.

Это голова – голова моей дочери, украшенная пучками темно-русых кудрей.

А также изрядное количество крови и непонятной жидкости, из-за которой я шатаюсь на обеих ногах, а перед глазами мерцают маленькие звездочки, вызывающие головокружение.

О боже.

– Ты теряешь сознание? Оливер! Не смей… – Боевой клич Сидни прерывает ее требования, поскольку она продолжает выталкивать крошечного человечка из своего чрева. Она сжимает мою руку так, ногти впиваются в нее.

Появляется голова.

Вместе с большим количеством крови и жидкости.

Так много жидкости.

Я бормочу, все еще чувствуя тошноту.

– Как будут проходить плечи? Как они вообще могут пролезть?

Это беспокоит меня. У меня сдавливает грудь, ноги похожи на колеблющихся медуз. Все мои исследования превращаются в пыль, когда я сжимаю руку своей жены сильнее, чем она сжимает мою.

Ее пыхтение тоже беспокоит меня, поэтому я моргаю, отгоняя звезды, и пытаюсь сосредоточиться на ней. Я наклоняюсь, убирая пальцами мокрые от пота волосы с ее лба, пока медицинский персонал помогает ей пережить роды.

– Ты в порядке?

Сидни свирепо смотрит в мою сторону.

– Такое ощущение, что я выталкиваю чертов товарняк из крошечной дырочки. – Еще один вопль. – Мои внутренности снаружи. – Еще один толчок. – И моя вагина буквально разрывается на части, как Моисей раздвигает Красное море.

Я совершаю серьезную ошибку, оглядываясь в этот момент на красное море, и тут же сожалею о своем решении.

Звезды побеждают, и я иду ко дну.

* * *

– Я все еще не могу поверить, что ты упал в обморок.

Три дня спустя мы дома, сидим бок о бок на диване в гостиной и вместе смотрим «Ловушку для родителей». Наша дочь крепко спит у меня на груди, ее маленькие губки сложены в форме буквы «О», а щека прижимается ко мне. Капля слюны пачкает мою рубашку, и лепетание наполняет меня удовлетворением.

После кульминационных схваток и родов я был должным образом реанимирован, потеряв сознание всего на тридцать секунд. Тем не менее это воспоминание заставляет мою кожу гореть от смущения.

– Я никогда не перестану извиняться за то, что выбрал крайне неудачное время, – бормочу я, голова моей жены лежит на моем плече, наши руки переплетены. Я поворачиваюсь и вижу, что она весело улыбается мне. – Никакое количество книг не смогло бы подготовить меня к… ну, к… – Я сглатываю. – Там было очень много жидкости.

Сидни хихикает, утыкаясь в меня носом, ее пальцы танцуют по моей руке и тянутся к нашему маленькому свертку. Она накручивает мягкий локон на указательный палец.

Несмотря на мой кратковременный срыв, главным событием того дня стал самый необычный подарок от моей жены-супергероини. От этого воспоминания у меня перехватывает дыхание, когда я смотрю сверху вниз на женщину, которую выбрал. Женщину, которую я выбираю каждый день.

– Боже, Сид, ты была невероятна.

Она снова криво улыбается, вздергивая подбородок.

– Намного лучше, чем ты.

– Да, намного лучше. – Я целую ее в макушку, вдыхая цветочный аромат ее шампуня, пока перевариваю тот факт, что я отец. Мы родители. – Это кажется чем-то нереальным… у нас есть ребенок.

Наши взгляды встречаются, тысячи безмолвных чувств проносятся между нами, прежде чем мы переводим взгляд на маленькое сокровище, лежащее в моих руках.

Шарлин.

Мы назвали нашу дочь в честь моей покойной матери.

Сидни нарисовала потрясающую фреску, на которой мы с мамой сажаем овощи в ее драгоценном саду, и мы повесили ее в детской – дань уважения женщине, по которой я скучаю каждый день. Я знаю, что она смотрит сверху на свою внучку и наблюдает за ней точно так же, как наблюдала за весенним цветением деревьев.

– Мне кажется, она заснула… – тихо бормочет Сидни, поглядывая на люльку рядом. – Надо положить ее.

Я киваю в знак согласия, осторожно поднимаюсь и укладываю запеленатую новорожденную в ее кровать. Вздох облегчения вырывается у нас обоих, когда Шарлин остается неподвижной, несмотря на перемещение. Затем моя бровь озорно выгибается, когда я бросаю взгляд на Сидни, оглядывая ее с головы до ног. Боже мой, она прекраснее, чем когда-либо, – стоит передо мной с усталыми глазами, в мешковатой одежде, а на блузке виднеется отрыжка.

– Она спит, – говорю я ей, подмигивая. – Ты знаешь, что это значит, да?