Лотосовый Терем

Сначала он копал кое-как, теперь же сабля так и замелькала, и вскоре в земле показался комок окровавленной плоти, а кроме него дохлая змея — и правда острочешуйчатая гадюка. Самое странное, вопреки всем предположениям, это было не несколько разрубленных кусков, а правая половина тела целиком, в отличие от расчленённой левой.

Тело расчленили вовсе не по линиям иероглифа “ван”!

Это была половина иероглифа “ван”, только половина.

Ли Ляньхуа перевернул правую половину тела Юй Лоучуня: на шее, груди и плече были фиолетово-чёрные припухлости с парными колотыми ранками.

— Это следы укусов гадюки. — Он вздохнул. — Если левую половину человека разрубили на три части, это вовсе не значит, что и правую разрубили точно так же, а лишь говорит о том, что есть причина, почему левую половину разделили на три куска.

— Какова же причина? — не выдержал Дунфан Хао.

— Стоило кому-то обнаружить барышню Чилун после убийства Юй Лоучуня, очевидно, его доверенные подручные убили бы её. Если она не хотела умереть, то должна была придумать способ доказать, что Юй Лоучуня убил кто-то другой, не имеющий к ней никакого отношения, — с улыбкой объяснил Ли Ляньхуа. — Вероятно, она давно ждала такой возможности, пока вчера, во время пира “Гора в багрянце” некоторые люди не пали перед ней в восхищении. Возможно, после пиршества они ещё пообщались. Затем эти люди вынесли мёртвое тело Юй Лоучуня, левую половину разрубили на три странные части, а правую спрятали.

— А у этого какая причина? — нахмурился Ши Вэньцзюэ.

— Если показать людям левую половину, все подумают, что правая точно такая же, тоже чистая и без других повреждений, следовательно, Юй Лоучунь погиб от того, что его разрубили на куски. Раз левая половина разрублена на три части, то и правая должна быть разрублена на три части. Раз куски левой половины разбросаны повсюду, значит, и части правой разбросаны неизвестно где, найти их невозможно, таким образом, никто не станет искать закопанную в “Саду серебряного сердца” половину тела, и никто никогда не узнает, что Юй Лоучунь умер от укуса гадюки.

Все переглянулись, ладони у них вспотели — это… и впрямь…

— Но обрубки Юй Лоучуня ещё кровоточили… — Этот момент всё не укладывался в голове у Дунфан Хао. — Как он мог умереть вчера?

Ли Ляньхуа слегка улыбнулся.

— От яда гадюки человеческая кровь может не сворачиваться, поэтому останки Юй Лоучуня всё ещё истекают кровью. В его крови содержится мандрагора, поэтому конские пиявки, напившись ею, засыпают.

Дунфан Хао продолжал качать головой.

— Нет, нет, допустим, кровь не свернулась, но если его расчленили вчера, то к сегодняшнему утру она бы высохла, невозможно, чтобы продолжала сочиться.

— Верно, если бы его расчленили вчера, сегодня он бы уже не истекал кровью, — медленно проговорил Ли Ляньхуа, — а раз кровь всё ещё не остановилась, значит, его расчленили не вчера ночью, а сегодня утром… Когда мы отправились на Сяншань… или же перед тем, как мы отправились на Сяншань.

— Выходит… хочешь сказать, это местные женщины его так уделали? — ужаснулся Ши Вэньцзюэ. — Как это возможно? Они не владеют боевым искусством, а без этого даже острым оружием человека так не разделаешь. Не имеющий себе равных мастер с волшебным мечом пусть и разрубил бы человека, но не так ровненько, разве что долго практиковался — опять-таки, невозможно. Мастера цзянху, решив рубить, скорее всего, начнут со слабых мест, а не с груди и задницы, где слой мяса толстый…

— Будь это мастер меча из цзянху, разумеется, он не стал бы так делать, но они не мастера меча…

— Они? — Утратив дар речи, Ши Вэньцзюэ указал на многочисленных обитательниц “Женского дома”. — Ты о них?

Ли Ляньхуа улыбнулся.

— Вспомни, сколько драгоценностей было в “Сокровищнице Лоучуня”, как бы один человек мог вынести всё подчистую? И как узнал о местонахождении сокровищницы? Разумеется, это они.

Гуань Шаньхэн и Дунфан Хао, Мужун Яо и Ли Дуфу обменялись взглядами.

— Вы… вы знаете, как они расчленили Юй Лоучуня? — спросил Ли Дуфу.

— Знаю, — сверкнул улыбкой Ли Ляньхуа.

Чилун больше не могла сдерживаться.

— Вы… вы…

Она спотыкаясь отступила на несколько шагов, женщины за её спиной побледнели от страха, у Сифэй из глаз вдруг полились слёзы. Ши Вэньцзюэ остолбенел, хотел подойти утешить, но не решился. Ли Ляньхуа медленно поднял руку и указал на валявшуюся в сокровищнице оружейную стойку.

— Юй Лоучуня разрубили на три куска шириной около чи… Половина иероглифа “ван” — посмотрите на стойку, разве это не половина иероглифа “ван” с расстоянием в один чи между чертами?

Все пошли посмотреть, в оцепенении долго разглядывали оружейную стойку, и правда… рама стойки вместе с перекладинами разве не составляет половину иероглифа “ван”? Только в иероглифе три поперечные черты, а у стойки четыре перекладины. Ши Вэньцзюэ вдруг подскочил.

— Ты рехнулся? Хочешь сказать, эти барышни использовали дурацкую стойку, чтобы разрубить Юй Лоучуня на три части? С ума сошёл? В этой штуке же ничего острого? Да ей даже не поцарапаешься, как с её помощью убить человека?

Ли Ляньхуа бросил на него взгляд.