Лотосовый Терем

— Дядюшка, не бойтесь, подождите, пока мы с неснос… с хозяином Ли осмотрим место, где обнаружили вышитую кожу, а вы пока оставайтесь в покоях с Чжань Юньфэем и остальными, не ходите никуда.

Ещё до их приезда Ци Чуньлань написал письмо, в котором объяснял, что приказал своим стражникам и Чжань Юньфэю охранять усадьбу так, чтобы и ветерок не задул в щели, а сам с женой и дочерью прятался внутри, не смея высовываться наружу.

Охранник Ци Чуньланя, Чжань Юньфэй по прозвищу “Божественный дракон Цзянчжэ” обладал превосходными боевыми навыками, со своей техникой восемьдесят шесть тупых мечей занимал тридцать седьмое место в цзянху, был непоколебимо верен Ци Чуньляню — такого защитника нелегко отыскать. Когда в семье Ци случилось странное происшествие с вышитой человеческой кожей, он как раз уехал в столицу по поручению, что и предоставило преступнику возможность нагло убить человека и содрать с него кожу.

Ци Чуньлань закивал, стоявший позади него высокий длинноволосый человек в сером халате с широкими рукавами слегка кивнул Фан Добину — это и был Чжань Юньфэй. Фан Добин, разумеется, не встречал и героя, чьё имя гремело в Цзянчжэ — говорят, этот человек совершал благородные поступки и стоял на защите справедливости, скитаясь по Поднебесной, но однажды был ранен, а Ци Чуньлань спас ему жизнь, и тогда Чжань Юньфэй согласился служить ему. Такое выражение благодарности Фан Добин не одобрял, к тому же, в его глазах было ужасным преступлением, что мужчина не причёсывался, но всё же этот человек заслуживал уважения. Он несколько раз смерил его взглядом, но Чжань Юньфэй уже пристально смотрел ему за плечо.

Фан Добин оглянулся — Ли Ляньхуа слегка улыбнулся охраннику, а у того в глазах отразилось неописуемо странное выражение. Фан Добин в глубине души поразился — неужто они знакомы? Откуда несносный Ляньхуа знает благородного героя, больше десяти лет бродившего по всему цзянху? А если они не знакомы, то что означает этот взгляд?

Ци Чуньлань с Чжань Юньфэем быстро удалились, оставив мальчика, подававшего чай, отвести их в покои новобрачных. Как только Ци Чуньлань ушёл, Фан Добин не выдержал и спросил:

— Ты знаком с Чжань Юньфэем?

— А, как-то встречал его, — отозвался Ли Ляньхуа.

— Странный он, мужчина тридцати с лишним лет, а непричёсанным ходит. Что это он с тобой переглядывался?

— Переглядывался? — удивился Ли Ляньхуа. — А… Ты ошибся, у меня над головой летала муха, скорее всего, он смотрел не на меня. Говорят, этот человек встал на путь в восемнадцать, в двадцать уже стал знаменит, а в двадцать два поспорил кое с кем на победу в состязании в силе и ловкости, потерпел сокрушительное поражение и с тех пор не причёсывается. Он умеет держать своё слово.

— Что за логика в том, чтобы не причёсываться из-за состязания? — поразился Фан Добин.

— Потому что они поспорили — кто проиграет, тот не будет причёсываться.

Фан Добин расхохотался.

— А с кем он поспорил?

— С Ли Сянъи.

Фан Добин ещё больше развеселился.

— Старший Ли такой странный! Для чего спорить на то, чтобы противник не причёсывался?

Ли Ляньхуа вздохнул.

— Потому что тогда Ли Сянъи и Чжань Юньфэй сообща разгромили банду Ляньхай и схватили её главаря, Жирного Цзяна. Ли Сянъи хотел связать его и отвезти в Тайчжоу, да только верёвки под рукой не нашлось, и ему на глаза попался головной платок Чжань Юньфэя…

Фан Добин по-настоящему восхищался героем Ли и благоговел перед ним до невозможности.

— Чжань Юньфэй, разумеется, не согласился расстаться с платком, поэтому они и поспорили на него — здорово придумано, здорово! — со смехом сказал он, хлопнув по перилам. — Как жаль, что Ли Сянъи уже нет в живых, я встал на путь слишком поздно, чтобы увидеть его изящество, вот же досада так досада!

— Не о чем тут жалеть…

Фан Добин засмеялся было, но ему вдруг пришла в голову мысль.

— Э? А ты откуда об этом знаешь?

Ли Ляньхуа, которого перебили на полуслове, застыл от неожиданности.

— А-а… Я как раз в день того состязания и повстречал Чжань Юньфэя, а с тех пор больше не видел его.

Фан Добин восхитился и позавидовал, покосился на друга и цокнул языком.

— Значит, наверняка ты встречал и Ли Сянъи? И молчал, ни словечком не обмолвился! Ну и как? Правда ли, что он имел непринуждённые и изящные манеры и гордую осанку, был словно не имеющий себе равных изгнанный на бренную землю небожитель, способный и слагать стихи, и писать картины, и устоять против десяти тысяч воинов?

Ли Ляньхуа надолго задумался, похоже, мучительно размышляя, как бы описать изящные манеры “не имеющего себе равных изгнанного в бренный мир небожителя”.

— Ну… Ли Сянъи… э-э… — наконец начал он. — О, вот и покои новобрачных.