Лоуренс Аравийский

Через три часа мы добрались до колодца и без всяких злоключений запаслись водой. Боясь погони, мы затем отошли на десять миль. Там мы расположились и уснули.

Утром я со «Стоксом» и «Льюисом» уехал вперед. Мы пересекали одну за другой огромные глинистые равнины, пока как раз перед заходом солнца не добрались до начала Вади-Рамма.

Эта новая дорога являлась важной для наших бронированных автомобилей, ибо, будучи твердой на всем своем расстоянии, она дала бы им возможность легко добраться до Мудаввары. Мы могли бы в таком случае останавливать движение поездов, когда нам заблагорассудится.

Размышляя таким образом, мы свернули в Рамм, великолепный в красках солнечного заката. Утесы казались красными, как облака заката.

Мы вновь почувствовали, что наши страсти утихают от невозмутимой красоты Рамма.

Двумя днями позднее мы прибыли в Акабу. Мы гордо вступили в город, нагруженные драгоценностями, похваляясь, что поезда турок находятся в нашей власти.

Мы принимаем решение

Октябрь 1917 г. являлся для нас месяцем надежд, ибо мы узнали, что Алленби с генералами Балсом и Доунеем замышляют нападение на линию Газа — Биршеба.

Газа была укреплена на европейский образец. Одна линия обороны следовала за другой. Она настолько очевидно являлась сильнейшим пунктом неприятеля, что британское высшее командование уже дважды избирало ее для лобовой атаки.[40]

Алленби, лишь недавно покинув Францию, настаивал, что всякий дальнейший штурм Газы должен производиться подавляющими силами людей и орудий. Огромное количество транспорта всех видов должно будет обеспечить атаку.

Генерал Доуней стремился уничтожить мощь противника с наименьшими хлопотами. Он советовал напасть на дальний конец турецкого фронта, вблизи Беэр-Шевы. Чтобы победа досталась дешево, он хотел иметь главные силы врага позади Газы, а это могло быть наилучше достигнуто, если бы англичане скрыли концентрацию своих войск от турок и если бы те считали фланговую атаку лишь ложным нападением.

Мы, находясь на арабском фронте, отлично знали врага. Наши арабские офицеры прежде были турецкими офицерами и лично знали всех вождей противной стороны. Связь между нами и ими являлась повсеместной, так как гражданское население вражеской территории было всецело на нашей стороне без всякой платы или уговоров. Следовательно, наша разведочная служба являлась самой обширной и осведомленной, какую себе лишь можно вообразить.

Мы знали лучше, чем Алленби, лукавство врага и величину британских ресурсов. Мы расценивали очень низко разрушительное действие огромной артиллерии Алленби и сложную громоздкость его пехоты и кавалерии, передвигавшихся медленно, словно ревматический больной. Мы лишь надеялись, что на долю Алленби выпадет месяц хорошей погоды, и считали, что в таком случае он возьмет не только Иерусалим, но также и Хайфу, разметав и уничтожив турок в горах.

Тут пришел бы наш черед, и нам следовало быть готовыми к этой минуте в таком пункте, где меньше всего бы ждали нашего натиска, благодаря чему мы могли нанести наибольший ущерб врагу.

По моему мнению, центром притяжения являлась Деръа — узел, где сходятся железные дороги Иерусалим — Хайфа и Дамаск — Медина, центр турецких армий в Сирии, общий пункт всех их фронтов и, случайно, район, в котором сосредоточены огромные, еще нетронутые резервы арабских бойцов, обученных и вооруженных Фейсалом.

Я размышлял в течение некоторого времени, не следует ли нам кликнуть клич всем нашим приверженцам и совместно захватить пути сообщения турок.

Мы могли быть уверены в двенадцати тысячах человек: достаточное количество, чтобы кинуться на Деръа, уничтожить все железнодорожные пути и даже, застигнув врага врасплох, взять Дамаск. Любое из этих обстоятельств сделало бы положение армий в Беэр-Шеве критическим. Мое искушение поставить все на карту ради немедленного исхода войны было очень велико.

Местное население умоляло нас прийти. Такой подвиг решил бы задачу Алленби, но совесть не разрешала Фейсалу решиться на него без твердой надежды, что он затем сможет там укрепиться. Внезапный захват Деръа, за которым последовало бы отступление, вызвал бы резню и истребление всего отважного земледельческого населения области.

Они могли восстать лишь один раз, и этот раз должен был явиться решающим. Призвать же их сейчас — значило рисковать всеми запасными силами Фейсала ради сомнительного успеха, со спорным расчетом, что первая же атака Алленби сметет врага и что ноябрь месяц пройдет без дождей и будет благоприятен для быстрого продвижения вперед.

Я взвесил в уме значение английской армии, но не мог честно уверовать в нее. Солдаты часто являлись отважными бойцами, но так же часто глупость генералов лишала их плодов побед. Алленби был еще совершенно неискушен, а его войска терпели поражения и разложились за время командования Мэррея.