Лоуренс Аравийский

Турки заметили, что мы собрались толпой, и открыли по нас пулеметный и шрапнельный огонь. Но они не смогли взять верного прицела и лишь нащупывали нас. Мы напомнили друг другу, что передвижение являлось законом стратегии, и начали двигаться. Расим со всеми нашими восьмьюдесятью всадниками на различных животных выступил, чтобы обойти вокруг восточный кряж и окружить левое крыло неприятеля. Он взял с собой пять пулеметов.

Мы устроили парад, чтоб враг не заметил их выступления. Неприятель вытащил наверх бесконечный ряд пулеметов и расставил их с равными промежутками вдоль кряжа, словно напоказ в музее. Их тактика казалась безумной. Каменистый кряж был лишен всякого прикрытия, достаточного даже для ящерицы. Мы также знали точно расстояние для прицела и заботливо наставили на него наши виккерсовские орудия, благословляя их длинные мушки старого образца. Горное орудие мы приготовили к внезапному шрапнельному огню по неприятелю, когда Расим приступит к действиям.

Пока мы ждали, возвестили о новом подкреплении в сто человек из Аймы. Накануне они повздорили с Зейдом из-за платы за участие в войне, но перед лицом опасности великодушно решили предать забвению старые счеты. Их прибытие привело нас к решению броситься в атаку на врага одновременно с трех сторон. Итак, мы послали новоприбывших из Аймы людей с тремя пулеметами, чтобы они обошли правый фланг, либо западное крыло. Затем мы открыли с нашей центральной позиции огонь по туркам.

Неприятель почувствовал, что положение его перестает быть благоприятным. Старый генерал Гамид-Фахри собрал свой штаб и велел всем взять по винтовке.

— Я уже сорок лет солдат, но никогда не видел, чтобы мятежники так сражались. Примкните к рядам…

Но уже было слишком поздно.

Расим ускорил нападение со своими пятью пулемётами. Невидимые туркам, они смяли их левый фланг.

Люди из Аймы, которые знали каждую травинку местности, являвшейся их собственными пастбищами, подкрались невредимо на триста ярдов от турецких пулеметов. Неприятель, сдерживаемый угрозой лобовой атаки, впервые заметил людей из Аймы, когда они внезапным залпом смели пулеметные команды и привели в смятение правый фланг.

Увидев это, мы двинули вперед людей на верблюдах. Мохаммед эль-Газиб, управляющий хозяйством Зейда, предводительствовал ими в своих сверкающих, развеваемых ветром одеждах, держа над головой малиновое знамя племени аджейль. Все, кто остался, были с нами, наши слуги, артиллеристы и пулеметчики, широкой лавиной ринулись за ними.

Зейд хлопал подле меня в ладоши от радости при виде стройного порядка, с каким развертывается наш план в красных лучах заходившего солнца.

С одной стороны кавалерия Расима сметала разбитый левый фланг в овраг позади кряжа. С другой — люди из Аймы безжалостно добивали беглецов. Центр неприятеля в беспорядке катился назад через расщелину, преследуемый нашими людьми — пешими, конными и на верблюдах.

Я вспомнил о глубинах ущелья Хесы, отделяющего путь на Карак, о его неровных, бездонных тропах, стремнинах и оврагах, перерезающих путь. Предстояла кровопролитная резня, и я должен был почувствовать жалость к врагу. Но после всех треволнений битвы мой мозг слишком устал, чтобы я еще спустился вниз в это ужасное место и потерял ночь, спасая неприятелей.

Своим решением вступить в сражение я погубил двадцать или тридцать из наших шестисот людей, а раненых, возможно, было втрое больше. Это составляло одну шестую нашего отряда, погибшую ради сомнительного триумфа, ибо уничтожение тысячи жалких турок не влияло на исход войны.

В итоге мы захватили у неприятеля две горных гаубицы (системы Шкода, которые нам очень пригодились), двадцать семь пулеметов, двести лошадей и мулов, двести пятьдесят пленных. Говорили, что лишь пятьдесят истощенных беглецов вернулись к железной дороге. Арабы на пути турок восставали против них и подло убивали их, когда те убегали. Наши же люди быстро отказались от преследования, так как были утомлены, измучены и голодны.

Когда мы вернулись обратно, начал падать снег, и лишь очень поздно нам удалось ценой последних усилий собрать наших раненых. Турецкие же раненые остались на поле сражения и на следующий день все были мертвы.

Зима запирает нас

День за днем снег падал все гуще. Погода задерживала нас, и мы утратили всякую надежду, пока проходили однообразные дни. Мы должны были бы по пятам победы ринуться мимо Карака на Амман, гоня перед собою напуганных слухами турок. Сейчас же все наши потери и усилия оказались напрасными.

Дважды я пытался исследовать заваленное снегом плоскогорье, на котором были заметены даже следы от трупов турок, но долго оставаться там было невозможно. Днем немного оттаивало, а ночью все вновь замерзало.