Мотлог заметил чью-то палатку в закоулке у известняковой горной вершины. Несмотря на мое настойчивое требование поспешить, он заявил, что проведет в ней ночь, а завтра посмотрим, на что будут похожи горы. Я понимал, что нерешительность приведет к роковой растрате времени. Итак, я простился с ним и поехал дальше со своими двумя людьми и шестью человеками племени хавейтат, направляющимися в Шобек и примкнувшими к нашему каравану.
Спор задержал нас, и из-за него мы к наступлению темноты добрались лишь до начала ущелья. Печальный мелкий дождь заставил нас пожалеть о нашей доблести и вселил зависть к Мотлогу, пользующемуся сейчас чьим-то гостеприимством. Внезапно нас привлекла красная вспышка слева, и мы, направившись по направлению к ней, нашли шейха Салеха ибн-Шефия, расположившегося там лагерем в палатке и в трех пещерах с сотней своих вольноотпущенных бойцов из Янбу.
Он пригласил меня, несмотря на то, что я промок до нитки, к своему ковру в палатку, и дал мне новую одежду. Насытившись, мы улеглись и безмятежно проспали всю ночь, слыша, как дождь барабанит по двойному холсту палатки.
Утром мы встали с рассветом и поднялись на высокую гряду. На всех вершинах были белые купола снега.
Когда мы вышли из-за последнего кряжа, нам прямо в лицо ринулся северо-восточный ветер, такой холодный и пронизывающий, что у нас перехватило дыхание, и мы поспешно вернулись под прикрытие. Казалось, что ветер окажется для нас роковым, но мы сбились в кучу и с трудом пробились сквозь него под полуприкрытие долины.
Сердж и Рамейд были испуганы новой болью в легких, и им казалось, что они задыхаются. Чтобы избавить их от морального страдания проходить через дружественный лагерь, я провел наш маленький отряд за холмом, где расположился Мавлюд.
В этом месте, на высоте 4000 футов над уровнем моря, расположился отряд Мавлюда и стоял здесь в течение двух месяцев без помощи. Они были вынуждены жить в неглубоких окопах у холма. У них не было другого топлива, кроме чахлой, сухой полыни, на которой они через день пекли хлеб. Они не имели другой одежды, кроме летней формы цвета хаки, по образцу британской формы. Они спали в ямах, полных паразитов, на пустых или полупустых мешках от муки, свившись клубком в шесть или восемь человек, чтобы на всех хватило поношенных одеял.
Почти половина из них погибла или заболела от холода и сырости, все же остальные остались на посту, ежедневно обмениваясь выстрелами с турецкими форпостами, и только непогода спасала их от сокрушительной контратаки. Мы многим были обязаны им, еще более Мавлюду, который своим мужеством укреплял в них сознание долга.
Весь наш день был полон трудностей. Почва горного кряжа у Абу эль-Лиссана покрылась корой от мороза, и нам мешал лишь жгучий ветер, слепивший глаза. Но затем опять начались наши мучения. Верблюды вышли к подножию вала из скользкой глины вышиной в двадцать футов и беспомощно заревели, словно желая сказать, что они не смогут втащить нас наверх. Мы соскочили, чтобы помочь им, но сами почти так же соскальзывали обратно. Наконец, мы сбросили наши новые сапоги и босиком втащили верблюдов наверх по склону.
До захода солнца нам пришлось спешиться не менее двадцати раз. Дождя, однако, не было, и мы непоколебимо продолжали двигаться на север. К вечеру мы достигли берега речки Басты, что означало, что мы делали более мили в час. Из опасений, что завтра и мы и наши верблюды окажемся слишком измученными, чтобы передвигаться с такой же скоростью, я во мраке двинулся через ручей. Он казался вздутым, и животные топтались на месте, опасаясь воды. Нам пришлось продолжать путь пешком и пересечь три фута холодной воды.
На высоком берегу ветер оглушил нас, словно ударив кулаком. Около девяти часов вечера мои спутники бросились с криками на землю и отказались идти дальше. Мы выстроили наших девять верблюдов тесным рядом и разлеглись между ними с полным комфортом. У каждого из нас было по два армейских одеяла и по пакету с хлебом. Таким образом, мы могли беззаботно спать в грязи и холоде.
На рассвете мы, освеженные, двинулись вперед. Погода смягчилась, но все сделалось серым, и в серой мгле неясно маячили покрытые угрюмой полынью горы. В туманных долинах тающий снег образовал ленивые потоки, и наконец, опять начали падать густые мокрые хлопья. В полдень, казавшийся сумерками, мы достигли заброшенных развалин Одроха.
Я хотел взять вправо, чтобы до Шобека избежать встречи с бедуинами, но наши спутники хавейтат повели нас прямо к их лагерю. Они были истощены, так как за семь последних часов мы проехали шесть миль. Двое моих людей атейба были не только истощены, но и деморализованы и, взбунтовавшись, поклялись, что ничто на свете не сможет их заставить отказаться от гостеприимства племени.