Love.и куска.me

Затем, что первое, с чем сталкиваешься в попытках начать новую жизнь, это старые привычки. Они уходят неохотно, если вообще уходят. Они скользят во взгляде и отражении в зеркале, текут по венам, забравшись под кожу, дрожат сведенными мышцами ног, ломаются искусанными ногтями, но не уходят; они томятся в книгах, прочитанных наполовину или перечитанных на сотни раз; они вдыхаются сигаретными запахами и прячутся на дне чашки с недопитым кофе; они замерзают в горячей ванной и поглядывают на тебя из теней, разбросанных по углам погруженной в темноту квартиры. Ты слишком привык быть чьим-то. Ты слишком привык засыпать с кем-то. Ты слишком привык быть рядом. Ты слишком привык. Ты – слишком. Ты бродишь по этому темному, ограниченному пространству, будто бы растянутому до бесконечности, дрожащими руками прикасаешься к шероховатой поверхности стен, столов, стульев; и снова, каждый раз, упираешься лбом в холодный квадрат окна, за которым ночь. Беззвездная. Холодная. Безлунная. Затянутая привычными звуками чужой жизни, запахами листьев, смешанных со снегом, светом не потухших еще огней. Все это слишком привычно. Зеркало. Смотришь в зеркало и видишь привычные очертания. В бесконечных набросках, черновиках пытаешься отыскать то, что за ними, но не можешь. Может быть это ты сам? Может быть все эти истории о тебе? Ты запутался, а скорее всего – просто устал. Кто ты? Кто ты, пишущий эти невнятные бредни, которые осмеливаешься называть литературным произведением? Сколько алкоголя и кофе ты выпил бессонными ночами, сколько километров сигарет ты выкурил, прежде чем написать все это? Бессвязное, пролетающее мимо окна и бьющее тебя наотмашь. Кто ты, смотрящий на меня из-под обилия зеркал? Твои тонкие ключицы и выступающие вены на руках болезненно знакомы, как старая книга, которую читал однажды в детстве, еще счастливый.

– Мое хобби – подрезать вам веки в подвале приюта для умалишенных под музыку на стихи собственного сочинения.

Откуда голос, кто посмел?

Улыбайся, улыбайся, пусть и притворно, пока еще есть время. Пока я еще не провалился в эти минутные сны, прерываемые частым вскакиванием, ночными криками, холодным потом. Сны, в которых все чужое и непонятное, которые преследуют тебя еще несколько секунд, пока ты идешь на кухню, чтобы покурить. И снова все по кругу. Минуты сна, минуты бодрствования – так доживаем до утра. В конце концов, мне осталось потерпеть лишь 19 дней, 19 дней чужого отпуска, 19 дней радиопомех. И моя маленькая С. окажется в моих объятьях. 19 дней, которые мне нужно чем-то занять, разогнать мысли, размять мышцы, соскучившиеся по простому физическому труду.

– Как же я соскучился по простому физическому труду.

Дойд воткнул лопату в землю и потянулся, закрыв два глаза от удовольствия. Третьим глазом он поглядел на работающих в котловане юлийцев, и оба его сердца наполнились радостью. Работали не все, но даже те, кто не работал, выполнив дневную норму, не покидали котлован. Они помогали тем, кто копал, приносили еду, термосы с горячим чаем, рассказывали веселые истории и громко вслух делились своими планами на будущее.

– Хороший будет дом. Наверное, прямо как на Юлии? – раздался позади дружелюбный голос.

Дойд обернулся и увидел генерала Кинца.

– Да, генерал. Хоть вы и не были на Юлии, я думаю, вам понравится жить в этом доме.

– Ох, увольте, – добродушно махнул рукой Кинц. – В моем возрасте перемены ни к чему. И, увы, даже вам не переделать человеческую природу.

Он слегка поклонился Дойду и пошел дальше инспектировать котлован.

Этот человек очень нравился Дойду. Добрый, умный, воспитанный – в нем удачно сочетались все те качества, которые юлийцы превыше всего ценили в разумных существах. Когда они – сотня выживших мужчин и женщин – бороздили просторы космоса, спасаясь от суфлийского флота, только Земля согласилась принять беженцев. Конечно, люди вначале испугались их, но потом, когда Дойд все объяснил, подобрели и предложили помощь.

– Мы поможем вам всем, чем можем, – сказал тогда генерал Кинц. – Но взамен мы просим поделиться с нами вашими знаниями.

Дойд ожидал такой просьбы. Люди, при всех своих достоинствах, тратили очень много времени и сил на совершенно ненужные вещи, поэтому заметно отставали в галактическом развитии. И Дойд согласился поделиться с людьми знаниями погибшей Юлии: секретами медицины, космических путешествий, новейшими разработками в области инженерии и машиностроения. Узнали люди и о самом главном сокровище Юлии – о трех дарах Иала, древнего ученого, создавшего технологию построения идеального общества.

Так что, сами того не ведая, земляне даром получили то, чего суфлийцы не смогли получить с помощью военной силы.

С тех пор юлийцы преспокойно жили на Земле, мечтая когда-нибудь построить себе настоящий юлийский дом. Им неплохо жилось в земных квартирах, но уж больно их геометрия напоминала тюрьмы, в которых суфлийцы держали военнопленных. И вот однажды на пороге его, Дойда, квартиры, появился генерал Кинц, держа в руках разрешение местных властей на постройку дома по чертежам пришельцев.