Ловец снов

Генри беспомощно застонал в надвигающейся тьме. Круг света проник в мозг, пожирая мысли, наполняя его пугающими образами: молоко на подбородке отца, паника в глазах Барри Ньюмена, истощенные тела и огромные глаза, пристально глядевшие в никуда из-за колючей проволоки, женщины с содранной кожей и повешенные мужчины. На какой-то момент его представление о мире вывернулось наизнанку, как карман, и он осознал, что все поражено чумой… или, вероятно, поражено. Все. Его доводы в пользу самоубийства ничтожны перед лицом надвигающегося бедствия.

Он прижался губами к дереву, чтобы сдержать крик, чувствуя, как губы впечатались поцелуем в холодный мох, до самых корней, где он сохранил влагу и вкус коры. В этот момент «арктик кэт» пронесся мимо, и Генри узнал оседлавший его силуэт. Узнал создание, породившее черно-красное облако, наполнившее его голову сухим жаром.

Он со сдавленным криком вгрызся в мох, бессознательно втягивая носом сухие, мелкие, похожие на табак частицы, и снова вскрикнул. А потом просто продолжал стоять на коленях, схватившись за дерево и дрожа всем телом. Рев снегохода стал постепенно удаляться на запад, превратился в назойливый скулеж и затих окончательно.

Там Пит. ЭТО доберется до Пита и женщины.

Генри поковылял на негнущихся ногах обратно к дороге, не замечая, что плачет, не замечая, что из носа снова льется кровь. И снова направился к «Дыре в стене», но уже не той уверенной трусцой, как раньше. Теперь он едва плелся, прихрамывая и спотыкаясь. Но, может, это уже не играло роли, потому что в домике все было кончено.

Какие бы кошмары там ни происходили, он все равно опоздал. Один из друзей мертв, один умирает, а один, храни его Боже, стал кинозвездой.

Глава 7 Джоунси и Бив

1

Бив повторял это снова и снова. На этот раз никаких биверизмов: простое короткое ругательство, которое первым приходит на ум, когда ты привалился к стене и нет других слов, чтобы выразить ужас, представший твоим глазам.

– А, блядство, старик, блядство!

Как бы плохо ни было Маккарти, он все же нашел время щелкнуть переключателями в ванной, включив люминесцентные плафоны по обе стороны от зеркала и еще один, круглый, наверху. Неестественно белый, резкий свет придавал окружающему вид полицейского снимка с места преступления – и некий оттенок сюрреализма, потому что лампы не горели ровно, а время от времени мигали, и ты понимал, что питание идет от генератора, а не от электростанции, снабжающей электричеством Дерри и Бангор.

Кафель на полу светло-голубой, и если у двери видны лишь отдельные пятна и брызги крови, то около туалета уже стоят лужицы, от которых тянутся алые ручейки. Кроме того, кафель донельзя затоптан: ни Джоунси, ни Бив не позаботились снять сапоги. На синей виниловой душевой занавеске – четыре смазанных отпечатка пальцев, и Джоунси нахмурился еще сильнее: Он, наверное, схватился за занавеску, чтобы не упасть, когда садился на толчок.

Но все это была лишь прелюдия. Джоунси мысленно видел то страшное, что здесь творилось: Маккарти с рукой, заведенной за спину, мечется по голубому кафелю, пытаясь удержать что-то у себя в утробе.

– А, блядство, – твердил Бив, как заведенный, почти всхлипывая. – Я не хочу видеть это, Джоунси, старина, не могу.

Собственный голос донесся до Джоунси глухо, словно издалека:

– Придется, Бив. Ничего не поделаешь. Если в тот раз мы сумели выстоять против Ричи Гренадо, сможем и сейчас.

– Не знаю, старик, не знаю…

Джоунси тоже не знал, честно не знал, но все же подался вперед и взял руку Бива. Холодные пальцы Бива судорожно сомкнулись вокруг его ладони, и они вместе шагнули в глубь ванной. Джоунси старался не наступать на кровь, но это было невозможно: повсюду краснели потеки. И не только крови.

– Джоунси, – прохрипел Бивер, – видишь эту хрень на занавеске?

– Д-да.

В ореолах смазанных отпечатков виднелись крохотные наросты красно-золотистого желе, походившего на плесень. На полу их было куда больше. Не в самой большой луже, а в полузасохших пятнах.

– Что это?

– Не знаю, – пожал плечами Джоунси. – Вроде то же дерьмо, что было у него на лице. А сейчас заглохни на секунду. – И после паузы: – Маккарти… Рик!

Маккарти, сидевший на унитазе, не отвечал. По какой-то причине он снова напялил оранжевую кепку: козырек отогнулся и торчал под косым, залихватским углом. Если не считать кепки, он был абсолютно голым. Подбородок покоился на груди, что придавало ему уродливо-пародийный вид глубокой задумчивости (а может, это вовсе и не было пародией, кто знает?). Глаза закрыты. Сложенные руки благопристойно прикрывают лобок. С одной стороны унитаза стекала широкая струя крови, но на самом Маккарти не было ни капли, по крайней мере насколько мог определить Джоунси.