От ожидания, что он скажет дальше, Миролюб, находящийся все еще на деревянном настиле будущего кострища, нетерпеливо пошевелился, и под его рукой треснула сухая щепка. Но ни один из троих мужей будто и не услышал резкого звука: двое — поглощенные тем, что хотели услышать, а один — тем, что хотел высказать.
— А причина была в самих чужаках! — произнес Чеслав, но тут же поправился: — Нет, даже не в них, а в вере их диковинной!
И снова, не зная правды, Чеслав ни за что не угадал бы, что для одного из находящихся перед ним жрецов это вовсе не новость. А может, и для двоих? Ведь сейчас оба напряженно смотрели на него, ожидая, что он скажет дальше, и ничем не выдавая своей осведомленности. И было в их глазах нескрываемое любопытство, которое и поспешил удовлетворить Чеслав.
— А было, я думаю, все так... —Вроде как невзначай молодой охотник провел рукой по поясу, где висел нож, на всякий случай проверяя, там ли он. — Явились в городище наше чужаки из неведанного далека и приняты были, как заведено у нас в племени, за почитаемых гостей. Стали люду нашему про края свои да те, что повидали в пути, повествовать, про житье там да про обычаи. Рассказывали они о многом. И многие послушать про то собирались. И не было в том ничего необычного. Кому ж про дива дальние, невиданные послушать неохота? И все бы ничего, погостили бы гости, сколько захотели, да и дальше подались. Да вдруг в одночасье сгинули, а за ними и наши соплеменники целыми семьями. Страшными смертями! Пусть покой теперь обретут в селении предков!
Чеслав ненадолго замолчал, чтобы перевести дух, и заметил, как оба жреца то ли от нетерпения, то ли от других причин слегка подались в его сторону: Миролюб — вроде как чуть присев на неудобных жердях, а Горазд — сделав небольшой шаг.
Но Чеслав был готов ко всяким неожиданностям и уверен в том, что в любой момент с быстротой жалящей змеи сможет выхватить висящий на поясе клинок.
— И люд наш сгубило, думаю, любопытство чрезмерное. — Вроде как переступив с ноги на ногу, молодой охотник сделал шаг назад, на всякий случай сохраняя безопасное расстояние между собой и жрецами. — Уж очень некоторым из них хотелось узнать про веру пришлых, о которой те вроде как вскользь помянули. А чужаки и рады были поделиться рассказами о боге своем добром да справедливом, о сыне его смертном, что вроде как муку тяжкую за других принял, за что и бессмертие получил. И особенно любопытство то свербело у Горши да у друга его Молчана, что как раз в городище наведался, а потом и к себе на хутор чужинцев пригласил. Уж и не знаю, отчего этим мужам захотелось про бога того дивного поболее знать, будто им своих Великих мало было! А чужаки то ли по опыту какому, то ли еще не знаю уж и отчего, понимали, что не всем в чужом племени по нраву придутся россказни про их веру, и потому не в открытую то ведали, а лишь некоторым, наиболее любознательным. И как в воду глядели чужаки. Уж и не знаю как, но кто-то проведал про их россказни да похвальбу верой своей и решил положить этому конец. И сгубил пришлых, а после еще и своих зачем-то, выдав все хитро за пошесть смертельную. А когда я вернулся в городище да заподозрил, что не пошесть то вовсе, и, пообещав другу найти убийцу его семейства, стал докапываться до истины, нелюдь этот и на меня ловушки ставить начал. Учуял, что я на след его вышел. И отрока Блага, который мог кое-что про чужаков поведать, а потом и про то, кто их покарать мог, догадываться стал, он же стрелой сразил. Ловко! Безжалостно! Так, будто имел на это право! А следы так хитроумно путал, что уверен был: ни за что никому не распутать. А я старался. Извелся весь, но старался. И уж сам догадываться стал, поняв, в чем причина тех смертей, кто их сотворить мог, да вот только сомневался — подозревал не одного, а нескольких... И тогда я сам поставил ловушку на нелюдя, а приманкой себя выставил, оповестив, что на охоте поутру сегодня буду и что Мара навещевала мне найти убийцу. И таки сработало! Стрелял в меня сегодня злодей из кустов, пытаясь насмерть сразить. А в ловушку, расставленную на него, Стоян угодил. Я сперва подумал, что он и есть тот нелюдь, что люд наш подло губит, да, поразмыслив, прозрел, что нет, другой.
— И ты уверенно знаешь, кто это? — донесся из-за спины Чеслава тихий голос.
Парень резко обернулся и увидел за собой волхва Колобора. Сейчас старик вовсе не был похож на того одолеваемого хворью мужа, которого Чеслав оставил совсем недавно в капище. Перед ним стоял прежний верховный жрец их племени, убеленный сединами мудрец, могучий и величавый, со строгим, требовательным взглядом, пронизывающим, казалось, до самых потаенных глубин души.
Но Чеслав, осознавая свою правоту и снедаемый неудержимым желанием довести начатое дело до справедливого завершения, чувствовал сейчас в себе силу противостоять натиску не только верховного жреца, а и совету племени, если это понадобится. А потому, и вида не подав, что удивлен внезапному появлению старца, ответил так же твердо, как тот спросил: