— Знаю ли кто? Знаю! Тот, для кого Великие дороже жизни любого смертного, — повторил он слова, сказанные отроком Благом перед тем, как отойти в мир иной.
— И имя его назвать можешь? И вину доказать? — даже не спрашивал, а скорее требовал Колобор.
Вот только не очень понятно было Чеславу, чего в этом звучало больше: требования правдивого ответа или того, чтобы он отступил. Но уж этого он точно не собирался делать. А взыгравший в нем упрямый дух противостояния заставил вспомнить ту, чье имя и деяния уж никак не были приятны жрецу.
— Мара сказала, что тень за мной ходит... — начал он едва ли не вкрадчиво, а заметив, как вздрогнул старый волхв, продолжил уже с жесткостью удара клинка о клинок: — Ошибалась знахарка: не только за мной, но и впереди меня... А ой как трудно догонять тень, когда она опережает тебя и бежит все время на несколько шагов впереди. Невозможно! Но то тень, не оставляющая следа...
Молодой муж многозначительно замолчал и так, чтобы это было не очень очевидно, сделал еще шаг, теперь уже в сторону, чтобы держать в поле зрения не только старого жреца, но и его помощников.
А уловив краешком глаза их фигуры, заговорил вновь, но вроде как уже совсем о другом:
— На поляне, где умертвили чужаков, не нашел я кое- чего, что должно было бы там находиться. А потому, отправляясь в городище к соседям, на всякий случай попросил старого Сокола, учителя моего опытного, когда окрепнет от хвори, поискать, авось повезет найти то, что я не обнаружил... И надо же — сыскалась пропажа! Ай да Сокол! Ай да нюх и глаз! Разве что из-под земли не достал! — Легкая улыбка промелькнула на устах Чеслава, но тут же исчезла. — А не нашел я на поляне тела младшего чужака, Луция. И не нашел лишь потому, что удачливым оказался пришлый... и выжил. И имя того, с кем последний раз виделся из нашего племени, назвал...
— Выжил, говоришь, чужинец? — раздался внезапно бесстрастный голос со стороны младших жрецов.
В этом голосе не было удивления, скорее — холодное сожаление. И Чеслав точно знал, кому принадлежит этот глас.
— Выжил... — подтвердил он, обратил лицо в сторону младших жрецов и, глядя в упор на одного из них, отчеканил каждое слово: — И имя твое назвал... Горазд!
Почти сразу, как только он произнес имя, со стороны, где стоял Колобор, раздался то ли стон, то ли тяжелый вздох. Но когда Чеслав мельком взглянул на старика, тот все так же твердой глыбой стоял на месте, правда, теперь уже со скорбью глядя на своего помощника. А тот лишь с какой-то усталостью отер лицо рукой и, махнув ею, как-то беспечно, будто и не его вовсе обвиняли, внезапно улыбнулся Чеславу и покачал головой. Совсем как пронзенный сучками Стоян.
У парня даже сомнение на миг закралось: «Неужели все не так? Неужели и теперь не он?» Но тут же исчезло, поскольку Чеслав точно знал: теперь он не ошибся. Это был Горазд!
Два жреца заговорили почти вместе, словно соревнуясь в прыти. Старый ведун успел произнести лишь короткое: «Молчи!» — но было уже поздно.
Молодой жрец обогнал его призыв, роняя слова с улыбкой, полной сарказма и сомнения:
— Неужто бог его диковинный ему помог, чужинцу поганому? Не верю! Скорее, я промашку досадную дал... — И с сожалением опустив бритую голову, Горазд замотал ею из стороны в сторону, укоряя себя за промашку. А после, вновь вскинув, с вызовом во взгляде спросил непонятно у кого — может, у Чеслава, а может, и у себя самого: — А иначе что ж добрый бог не защитил пришлых, когда их изгоняли из родного племени за веру, как они говорят, в спасителя? Они ведь сами про то сказывали, про гонения на них лютые, про то, как замордовывали их единоверцев да зверью живьем скармливали. А я так думаю, что это им за то было, что богов своих прежних предали да новому идолу поклоняться стали. Вот прежние на них за предательство погибель и насылали, на отступников. А этим двоим сбежать удалось! Так они сюда подались, в края наши, люд смущать да от богов исконных отваживать, что защитниками нам верными были с дедов-прадедов. За то и смерть поганцы приняли!
Не выдержав разглагольствований жреца, Чеслав с едва сдерживаемой злостью прервал его:
— Да мне дела нет до их бога, какой бы он ни был! Ты скажи, за что люд наш сгубил?
Горазд помрачнел лицом и с тяжким вздохом, словно объясняя неразумному дитяти то, что и так очевидно и понятно по летам его уже должно быть, ответил:
— За что? Неужто не понятно? В них посеяли сомнения в Великих богах наших. Да нет, не посеяли, а заразу смертельную занесли! А если палец гнить да пропадать начал, так уж лучше его рубануть, чем после всю руку. Ведь так?
Жрец перевел взгляд с Чеслава на Колобора, явно ища у старого ведуна поддержки своим словам.
Но тот, не выказав ни поддержки, ни возражения, казалось, пребывал в глубоком раздумье. Возможно, слушая страшную исповедь помощника, Колобор пытался собственный внутренний голос услышать, а может, и еще чей-то — высший?