Loving Longest 2 (СИ)

… ещё до того, как тьма и слепота злобы поглотили его, он смотрел на Тургона и знал, что от него придёт — в час, предназначенный роком — конец всех надежд…

The Grey Annals

Виной толиких бед бывало ли Стекло?

Ломоносов

Пенлоду было почти стыдно за себя, но он каждый раз готов был плакать от любви и умиления, когда видел Тургона с их ребёнком. И сейчас он снова растаял, видя, как сын бросает снежки, а Тургон со смехом отбивает их рукой. Увидев отца, Гилфанон сразу бросился к нему; Пенлод подхватил его на руки. Тургон перехватил снежок в воздухе, и, подойдя к Пенлоду, прижал ледяной комочек к его щеке:

— Да ты весь горишь, дорогой мой, — сказал Тургон, — тебе жарко? Ты, наверное, хочешь есть?

— Наверное, — ответил Пенлод. — Я успел очень соскучиться.

Он отпустил Гилфанона, и тот побежал к их дому.

— Мы… — начал Пенлод, - я, наверное…

— Ладно, Пенлод, — ответил Тургон. — Не рассказывай. Я знаю, где ты был и зачем. Можешь только сказать мне, чем всё кончилось.

— Там нет замка от ларца, про который ты говорил, — сказал Пенлод.

— Я знаю, — ответил Тургон. Он проследил глазами за Гилфаноном, видя, как за ним закрылась дверь. — Я знал, на что иду, Пенлод. Прости меня. Я знаю, что ты будешь хорошим отцом для Гилфанона и сможешь его воспитать, если… если ничего не выйдет.

— Не надо, — сказал Пенлод. — Гилфанон… ты будешь ему нужен ещё по крайней мере лет двадцать… Пожалуйста.

— Сейчас от меня уже мало что зависит, Пенлод. Ты кого-нибудь ещё там видел?

— Майтимо и младшего; Саурон их туда притащил. Я им про тебя ничего не сказал, не думай. Я сказал, что мне позволили временно пожить вне Ангбанда за оказанные Саурону услуги. Майтимо сказал, что у Келегорма отнялись ноги после штурма Дориата, а Карантир, мол, «знать никого не хочет». Про Куруфина ты знаешь…

— Ничего я не знаю про Куруфина, — покачал головой Тургон. — Я только знаю, что могилы его нет, и я сейчас ни в чём не был бы уверен. Спасибо, что ничего обо мне не сказал. Знаешь что, Пенлод? — Голос Тургона внезапно стал очень тихим. — Ты думаешь, мне правда стыдно за нашу с тобой любовь и поэтому я не хочу возвращаться к своему народу? Стыдно за тебя, за Гилфанона? Тебе вот стыдно?

— Я… — начал Пенлод. — Я люблю тебя. Иногда мне казалось, что я своей любовью тебя мучаю; я всё думал, что тебе тяжело вынашивать нашего ребёнка. А когда он родился, я понял… я поверил, что ты нас любишь. Нет, мне совсем-совсем не стыдно.

Пенлод до сих пор радовался, что Тургону не пришлось долго мучиться по его вине: роды начались на рассвете, а к полудню он уже держал на руках сына.

— Мне тоже не стыдно, Пенлод. Я готов сказать всему миру, всем, кто когда-либо знал меня, что ты — мой супруг и что я тебя люблю.

Пенлод мучительно покраснел; в этот миг он любил Тургона так страстно, как никогда раньше, но не смел его прервать ни словом, ни жестом.

— Мне даже за детей от Маэглина не стыдно, — продолжил Тургон, — это мои дети, и, если понадобится, я буду стараться их защитить, если это будет в моих силах. Я боюсь совсем другого. Я всё очень тщательно обдумал, Пенлод: и то, что тебе известно, и то, о чём ты должен был бы догадываться, и то, чего ты по всей видимости, не знаешь. То, чего я действительно не хотел бы, это чтобы мои соплеменники — нет, чтобы все эльфы — считали меня предателем. А на мой взгляд, мы находимся в абсолютно безвыходном положении, и я думаю, что единственное, что можно предпринять — это каким-то образом договариваться с Майроном. Ты понимаешь, как это будет выглядеть.

— Но он ведь отпустил нас, и он до сих пор…

— Я не о нас лично говорю, — мрачно прервал его Тургон.

Вечером, когда они остались наедине, Пенлод снова вспомнил его слова — «ты мой супруг и я тебя люблю» и ему невыносимо захотелось близости. Как-то он разоткровенничался с Элой, и, желая получить ответ на сравнительно невинный вопрос, получил несколько очень откровенных советов о том, как доставить удовольствие женщине. Он обнаружил, что его возлюбленному нравятся и ласки, предназначенные для женщин, и сейчас, глядя на задумчивое лицо Тургона, ему так хотелось обнять его, утешить, порадовать.

— Мне так хочется провести самую сказочную ночь с тобой, Туринкэ, — сказал Пенлод, прижимаясь к нему. Он с удивлением увидел, что на глазах Тургона выступили слёзы.

— О чём ты, какая сказочная ночь, меня до сих пор ноги не держат, я так за тебя боялся! — Тургон бросился ему на шею и отчаянно, тихо заплакал, стараясь не разбудить ребёнка. Пенлод прижал его к себе, и сознание того, что он так любим, радовало больше, чем физическое соединение.

Им не пришлось долго ждать.