Ловкачи

— Я знаю, — заговорила она, — что Иван Александрович сам по себе честнейший и благороднейший человек. Я верю ему во всем, и лучшее доказательство тому — это согласие мое выйти за него замуж. Для вас, по-видимому, это не секрет, хотя мы официально еще не обручались, так как он ждет какие-то бумаги. Но Иван Александрович представляет для многих женщин соблазн, а женщины хитры и могут так запутать человека, что он и сам не будет знать, каким образом попал к ним в западню.

— За него я смело могу поручиться, — ответил Огрызков. — Насколько я знаю Хмурова, он далеко не из увлекающихся первой встречной женщиной. Напротив, он и осторожен, и осмотрителен.

Лучшего утешения, конечно, ему нельзя было подобрать. Разговор продолжал, разумеется, держаться все на темах исключительно близких уехавшему, когда вдруг, как-то нечаянно, Огрызков упомянул о том, что у Хмурова не мало завистников, в особенности же с той поры, как явилось предположение о скорой его женитьбе на Зинаиде Николаевне.

Услышав это, молодая женщина снова встревожилась и спросила:

— Завистников? Но почему же?

— Вы спрашиваете еще почему? — удивился Огрызков. — Разве дело и так не совершенно ясно?

— Для меня, по крайней мере, нет, — ответила она. — Вы сейчас сами мне говорили, что Иван Александрович прекрасный товарищ, что у него приятный, уступчивый и уживчивый в компании характер, что он весел, остроумен и всех ободряет в обществе. У такого человека, мне кажется, врагов даже не может быть?..

— К сожалению, Зинаида Николаевна, на деле оно совсем иначе! — воскликнул действительно с прискорбием Огрызков. — Хмуров — человек, которому, по-видимому, в жизни все легко дается; а есть завистливые натуры на свете Божием, и вот этим-то завистливым натурам удача другого всегда поперек горла стоит. Что меня лично касается, я вам откровенно свое мнение высказал и всегда готов подтвердить, что Иван Александрович человек очень милый и симпатичный. Я его люблю. Но другие… Есть такие господа, которые готовы бы были его на клочья разорвать, в особенности с тех пор, как стало известно, что вскоре состоится ваша с ним свадьба.

— Вы меня пугаете! Как бы в самом деле ему не нанесли какого вреда? Может быть, вся эта внезапная поездка, болезнь дяди — все это вымысел, чтобы только удалить его на время от меня?

— Этого я не думаю, но что враги его, узнав теперь о необходимости ему неожиданно поехать в Варшаву, будут злорадствовать по этому поводу, — в этом я не сомневаюсь.

— Но кто же эти враги? Ради Бога, умоляю вас! Это слишком важное дело! Этим нельзя шутить! Вы должны, по крайней мере, предупредить меня, предупредить его, чтобы и он, и я — мы могли бы остеречься. Это ужасно!

Огрызков был очень рад хоть раз в жизни сыграть важную роль. По свойственной ему вообще болтливости он наговорил более, нежели следовало, а теперь, конечно, удержаться уже не мог.

— Главный и самый опасный его враг, — сказал он, — не кто иной, как ваш квартирант во флигеле…

— Как?! Степан Федорович Савелов? Да не может быть? Человек такой порядочный.

— Порядочный, аккуратный, если хотите, даже очень честный, — подтвердил Огрызков, — но помешанный на каких-то скучнейших принципах и вечно всем читающий мораль. В каждом деле, в каждом человеке он старается доискаться самой основы, а это редко когда до добра доводит, и лучше всего жить, как мы все живем, просто веря друг в друга и допуская, что если сами мы с изъянцем, то и в других недостатки простительны. А Степан Федорович Савелов уж кого невзлюбит, того так или иначе да доконает, и называет он это «на чистую воду вывести».

— Но почему же он Ивана Александровича невзлюбил? — в удивлении спросила Миркова.

— Как почему? Да по той весьма понятной причине, что вами он взыскан.

— По какому праву? — гордо спросила она. — Кто такой господин Савелов и как смеет он даже говорить о моем выборе?

— Вот то-то же и есть, Зинаида Николаевна! — согласился Огрызков. — Савелов всегда так претендует там, где бы ему и думать и мечтать не следовало бы. А впрочем, все это выеденного яйца не стоит-с… Сегодня ночью ждите с дороги депешу, завтра другую, а едва Иван Александрович в Варшаву прибудет и толком положение дел разузнает — сейчас же вам подробнейший отчет.

— Нет, подождите, Сергей Сергеевич, я вас не пущу. Мне еще надо все это выяснить.

Он сел покорно и ждал.

XV ТВЕРДОЕ РЕШЕНИЕ

Сергей Сергеевич Огрызков вообще был болтлив по природе. В данном же случае он настолько симпатизировал Мирковой, что счел даже своею священнейшею обязанностью точнее определить самых опасных врагов ее возлюбленного Хмурова.

Таким образом, он явился вдруг помощником отсутствующего Ивана Александровича, и помощником даже весьма полезным.

— Степан Федорович Савелов, — заговорил он снова, когда Зинаида Николаевна уговорила его еще остаться, — не без причины ненавидит, по крайней мере теперь, Ивана Александровича.

— Неужели же, — воскликнула она в крайнем удивлении, — Степан Федорович хоть минуту единую считал себя вправе думать, что я когда-либо обращу на него особое внимание?