Ловкий ход

АРХИТЕКТОР. Но она же грозит выброситься из окна. Значит, нам надо удалиться.

ПЕРВЫЙ КАМЕНЩИК(рабочим). Пошли.

Все направляются к двери.

АРХИТЕКТОР(испуганно). Подождите! Ведь я останусь единственным свидетелем. Нет уж, лучше уйдем все вместе.

ЛОРЕНЦО(в порыве искреннего возмущения). А почему я должен отправляться в тюрьму? Разве существует закон об ответственности за чужое уголовное безрассудство? (Излагая проблему с легкой иронией). Если синьорина Кьярина Савастано в силу каких-то личных соображений, которые нас не касаются, желает отправиться в мир иной, спорхнув с окна, при чем тут мы?

КЬЯРИНА Вот именно! Но почему ты говоришь «мы»? Это же ты один во всем виноват. Ты вынуждаешь меня выброситься из окна. Или думаешь, эти господа не повторят в суде все, о чем мы сейчас говорим? (Меняет интонацию, словно читает в присутствии воображаемого суда обвинительный приговор против брата) Это истина! Клянусь! (указывая пальцем на Лоренцо). Если он мечтал избавиться от меня, то это ему великолепно удалось. Когда он понял, что от меня ему больше нет никакого проку, он сделал все, чтобы вынудить меня броситься из окна (с подозрением и коварством). Сядешь в тюрьму! В тюрьме и закончишь свои дни!

ЛОРЕНЦО(смирившись). Ну ладно. Архитектор, извините. Подождите на улице вместе с каменщиками. Постараюсь убедить сестру и позову вас.

КЬЯРИНА. Нет, они должны уйти совсем. Или ты ничего не понял? Я не желаю больше видеть их в доме.

АРХИТЕКТОР. Профессор, ничего не поделаешь. (Каменщикам). Пошли, ребята. А будет другой приказ, профессор даст мне знать, и я снова пошлю за вами.

ЛОРЕНЦО. Да, именно так…. и пожалуйста, извините. (Шепотом архитектору). Позвоните в соседнюю квартиру и скажите синьоре Матильда, чтобы пришла сюда. Лучше позвать кого-нибудь, я не могу один оставаться с нею.

АРХИТЕКТОР(жестом, выражая согласие). Хорошо. (Каменщикам). Уходим.

Архитектор и каменщики уходят.

ЛОРЕНЦО. Может быть, теперь скажешь мне, какая муха тебя укусила?

КЬЯРИНА(готова расплакаться). Что с тобой говорить. Ты перестал понимать меня. А вот мама понимала… это верно. Только мама. Если б мы не потеряли родителей…

ЛОРЕНЦО. Но мы уже взрослые люди, Кьярина. Родителей рано или поздно мы все равно должны были лишиться. Очевидно, ты не очень-то представляешь, сколько времени прошло с тех пор (с некоторым коварством), и все потому, что осталась старой девой и все еще полагаешь, будто тебе по-прежнему пятнадцать лет.

КЬЯРИНА. Я прекрасно знаю, сколько мне лет. И уже чувствую их тяжесть… Потому и защищаюсь. А будь мне пятнадцать, как ты говоришь, то не стояла бы я тут сейчас на подоконнике, у окна, пытаясь объяснить тебя понять, что ты не вправе делать в доме, что тебе вздумается, и не смеешь обращаться со мной, как со служанкой, которую в любой момент можно выставить за дверь.

ЛОРЕНЦО. Да кто же собирается выставлять тебя за дверь?

КЬЯРИНА. Да, действительно, ты этого не делал, потому что не хватало смелости. Но дал понять, что хочешь именно этого. (Повышая голос). А я не уйду, понял? Ты просчитался. И жену свою вези в другую квартиру, и ремонт делай в ее доме. (С иронией). Жениться в таком возрасте. С ума сошел. И еще говорит, что я думаю, будто мне пятнадцать.

ЛОРЕНЦО. Не понимаю… Разве я объявлял кому-нибудь, что женюсь? Вот еще один нелепый плод твоего больного воображения.

КЬЯРИНА. Ты что, уж совсем за дурочку меня держишь? Или в самом деле считаешь, что мне пятнадцать лет. Уже восемь месяцев прошло, как в нашем доме впервые появилась эта немка, и с тех пор я глаз с тебя не спускаю. Я сразу смекнула, что к чему, когда ты выписывал счет за пять отреставрированных тобой картин. Еще немного и ты вообще ничего не взял бы с нее за свою работу. А когда она явилась сюда давать тебе советы, как лучше отремонтировать квартиру, я ведь ничего не говорила, я только слушала. (Имитируя резкий немецкий выговор). «Для твой комната мы выбрать очень легкий краска… И на маленький террас будем делать бельветер…» Когда я услышала это «будем делать», мне все стало окончательною ясно.