Читаем Ловцы человеков полностью

– Спасибо, – наконец проговорил он, вытаскивая руку из-за пазухи и взглянув уже испуганным, но осмысленным взглядом. Замер, словно сам пытаясь понять, что же произошло, потом взглянул вокруг в ужасе и попятился назад. Игорь шагнул к нему, подошел вплотную и сказал уже не так громко:

– И тому, кто послал тебя, скажи, что я освобождаю его от дара.

Когда мужчина поспешно удалился, Игорь вернулся на крыльцо террасы, с возвышения вновь оглядел сотни собравшихся перед ним людей.

– Простите меня – я пока не могу сказать что-то для всех вас более того, что уже сказано, – сказал он. – Спасибо вам, но не приходите сюда и не ищите меня. Мне надо самому отправиться в мир людей, иначе и мой дар иссякнет, превратившись в ремесло. Прошу вас – оставьте меня.

Игорь сел на ступени крыльца, наклонив голову, чтобы не видеть, как расходится разочарованно переговаривающаяся людская масса. Люди медленно уходили вниз по склону к стоящим вдалеке машинам, а он все смотрел на тающие на руках крупные снежинки. Ни Антон, ни Владимир не подходили с расспросами, пока не скроется последний из всех пришедших.

Наконец, людской гул и звук шагов стали затихать вдалеке. Игорь поднял голову. Перед ним, чуть сдерживая улыбку, с которой обычно преподносят давно тайно подготавливаемый подарок, стояла Ольга.

***

В тот вечер в располагающейся на одной из московских окраин «Церкви Николая Ростовского» было довольно людно. Собрания в ней, именуемые прихожанами между собой «службами Николая-Угодника», проходили теперь только по выходным – и владыка-основатель церкви берег свой драгоценный голос, и в течение рабочей недели здесь шла стройка. Почти готово было нечто напоминающее то ли амфитеатр, то ли стадион. Перед этим вместилищем прихожан стояла не то сцена, не то просто ступенчатый подъем с округлой площадкой посередине. Не только вся эта сцена была крытой, но при необходимости можно было натянуть огромное тентовое покрытие и перед ней с боков и сверху, защищающее Ростовского от ветра. Получалось что-то наподобие тоннеля, по которому люди из темноты вечера стремились к теплому волнисто-радужному свету, льющемуся из-за спины дарующего им чудеса невзрачного на вид пророка. Причем размер всего пространства перед сценой был рассчитан так, что прихожан сюда вмещалось не слишком много – до полутысячи человек, чтобы их шепот не перекрывал крика Ростовского.

Действо службы в этом почти достроенном «храме» было в разгаре – после совместных пений и молитв под музыкальные ритмы пророк вошел уже в силу голоса. Перед ним уже под гул толпы отплясывали в безудержной радости первые испытавшие чудодейственность его голоса, а пророк, делая эффектные паузы, наполненные шаманскими жестами, вновь дарил счастье новым прихожанам, поднявшимся к нему по ступеням.

– Счастья! Счастья именем моим! – кричал он каким-то по-детски восторженным немолодым уже людям, стоящим перед ним и чуть ниже его на ступенях. – Счастья достойным его! Я считаю вас достойными счастья, так будьте же счастливы – каждый день именем моим, каждую минуту по слову моему!

– Каждый день именем твоим, счастья всем по слову твоему! – вторила внизу толпа.

Николай полностью постиг всю таинственную силу своего голоса и знал, что когда он действует таким вот своим криком, полное искреннейшее послушание его приказам находит на человека моментально и остается на срок от нескольких часов до нескольких дней. Но потом человек будет всегда помнить об этом периоде и томительно стремиться сохранить то ощущение, которое им тогда владело. И совершенно не подходящие друг другу пары, сдуру заявившиеся к нему получить благословение на свою любовь, будут всю жизнь с болью пытаться притереться друг к другу, мечтая снова ощутить то чувство дикой влюбленности после зачаровавшего их крика пророка. И те, кто совсем потерялся в жизни, будут после его крика стараться быть счастливыми вместо того, чтобы бросить все и искать счастье.

Редко применяемый им крик иного звучания мог, наоборот, возбудить в человеке протест против всего, чем тот прихожанин был ранее вполне доволен. С детским упрямством человек начинал вдруг что-то искоренять, менять, перенастраивать себя. И в этих беспокойных стараниях еще сильнее привязывался к церкви Николая Ростовского, стараясь услышать хотя бы издалека тот крик, словно постоянно поддерживающий допинг.

Перейти на страницу:

Похожие книги