– Вся эта охота на ведьм и поджигание еретиков на кострах стали, в конце концов, как это обычно бывает, смешными. Инквизиторы уже не очень-то спешили кого-нибудь поджечь таким образом, да и лица не очень-то серьезные делали, когда на охоту выезжали. Все это было уже не так чтобы и страшно, прослыть посмешищем не очень-то хотелось. И это в тех даже городах Германии, в которых когда-то сжигали на кострах, увлекшись охотой на ведьм, чуть не по половине всего женского населения! Раз сожгли, два сожгли, на третий поневоле заметят, что над ними в соседнем городе посмеиваются. Странствующие рыцари, да и любой вооруженный дубиной прохожий покупали у служителя церкви индульгенцию на отпуск будущего греха и тут же грабили продавца… Из раза в раз на выборах Папы римского кардиналы стали вести отбор по какому бы вы думали принципу? Выбирали самого болезненного и немощного, которому бы особого дела не было, кто что там из подчиненных воротит! Так стала заканчиваться некогда грозная эпоха инквизиции… Так уменьшение с веками в человеческой массе такого качества как наивность и повышение такого качества как здоровый цинизм способствует смене эпох!
Надув щеки и с шумом выпустив воздух, пытаясь импровизацией выстроить дальнейшую логическую цепочку, молодой педагог сел на свой деревянный стул, из которого ученики на перемене по наущению «отчаянного индивидуалиста» из любви к истории заботливо вывинтили все стягивающие конструкцию болты. Стул благополучно разложился на мелкие составляющие под напором учительского тела. В падении педагог сделал отчаянную попытку пойматься за свой стол, тоже не обойденный на перемене вниманием охотников за болтами. Разложившийся от удара руки стол с грохотом накрыл приземлившегося на останки стула педагога…
Вечером этого дня лучший ученик класса – отчаянный индивидуалист – как и все, смотрел по телевизору трансляцию с похорон очередного генерального секретаря ЦК КПСС. После издряхлевшего за руководством страной Брежнева генсеков на заседаниях политбюро выбирали, видимо, из числа находившихся в предсмертном состоянии, и хоронила их страна практически ежегодно. Третьи подряд похороны генсека вызывали у сидящих перед телевизорами только усмешки. И тут его осенило: ситуация точь-в-точь такая же, какая была описана на уроке. Члены политбюро сами превратились в уставших карликов, значит, неизбежно скоро в стране сменится эпоха!
Быть в числе смердов, которым не счастливится жить в смутное время, индивидуалисту не хотелось, поэтому уже во время обучения в институте он стал стараться скопить наблюдения, которые помогли бы ему потом всплыть на самый верх человеческой массы. Первый курс прошел в этом плане довольно непродуктивно, но потом его забрали-таки в армию…
В советской армии он быстро понял, почему ее называют хорошей школой, которую лучше пройти заочно. Сколько дерьма лезло из массы вчерашних пай-мальчиков, лишившихся мамочкиного и прочего присмотра! Внутренний порядок в казарме был построен на чисто уголовных законах, жестокость сильнейшего для поддержания своего положения была совершенно неестественная. Того, кого удавалось сломить психически, старались опустить морально изо всех сил, причем самоутверждались таким образом не какие-то единицы, а все, кто стремился не оказаться на месте сломленного. Шло жесточайшее постоянное соревнование: кто как сможет утвердиться за счет опускания ближнего. Самоубийства были обыденностью, но никого не пугали, а наоборот, воспринимались спокойно и даже иронически. И самое страшное – так же точно воспринимали их и офицеры, со смехом рассказывающие друг другу подробности того, как еще один их подопечный повесился. Ответственности за подобное ни для кого просто не подразумевалось. Словно специально для сокрытия гнилости в войсковой среде и сильнейшего «раскрепощения» юнцов в армии было заведено увозить их служить подальше от места жительства родителей и рассовывать в части по одному.
«Воевать бы вас послать! Ох, попристреливали бы друг друга в затылок! – брякнул как-то сдуру солдатам один из офицеров его полка, воевавший в Афганистане в первый год той войны, когда СССР еще вводил в эту страну не группы новобранцев после учебки в Фергане, а свои самые обычные части, которые в первом же бою несли большие потери.
Не совсем протрезвевший капитан строил утром их роту, с ухмылкой преподносил им задание на день: «Слушай мою команду, орлы! Сегодня у нас обучение высокоинтеллектуальное: лезем в канавы и щиплем одуванчики вокруг казармы, козлы!» – затем уходил опохмеляться и спать. На постоянно занимающегося с солдатами офицера коллеги смотрели бы как на идиота. Зачем утруждаться, когда и без их особого участия установится в солдатских коллективах свой образ порядка? Достаточно лишь помочь стравить между собой вчерашних подростков широко практикуемым методом «воспитания через коллектив»: при случае наказывалась вся рота часовой пробежкой сразу после обеда или еще каким-то способом поизвращеннее. Безразличие, насаждаемое сверху, порождало жестокость, идущую снизу.