Ловцы человеков

По его словам получалось, что пока Лицедей находился в следственном изоляторе, этот человек получил исчерпывающую информацию о нем. Но в основном не о деятельности, а о характере, склонностях и привычках, и даже часть детских гадостей, которые творил Лицедей, была ему известна. Ошарашенный Лицедей подумал было в ужасе, что в верхах российского государства решили устроить показательный суд над одним из новоиспеченных олигархов. Одиночкой, у которого не нашлось большой поддержки, и которым все не прочь пожертвовать, оказался, конечно же, как раз он. Он из них, наверное, самый некрасивый, если вытащить всю его подноготную....

– Вы хотите мне сказать, как я должен вести себя на суде? Или цианит уже принесли? – в сущности, не очень удивившись сказанному, произнес Лицедей.

– Нет, – устало и без интереса сказал пришедший. – Билетом в Лондон пришлось воспользоваться вашему новому противнику. Путь к богатству для вас свободен. Нескольким людям, от которых зависит исход дела, поступят предложения, от которых они не смогут отказаться. Потому что отказаться от того, что предлагаем мы, нельзя. Потому что мы – вечны и свободны. Хотя если вы вдруг решите стать другим человеком, судилище над одним из российских олигархов все-таки будет организовано.

– И кому и чем я обязан? – пролепетал Лицедей, не имея на лице никакой маски.

Мужчина посмотрел на печатку на пальце, перевел взгляд на глаза собеседника.

Взгляд был так равнодушен и холоден, словно глядела на Лицедея одна из легиона плывущих над грустной сумеречной землей и не находящих покоя теней, с ужасом осознавших ничтожность краткой грешной жизни по сравнению с вечностью расплаты… Лицедей впервые в жизни содрогнулся сам и подумал, не бросить ли все, и, выскочив за стены изолятора, сразу воспользоваться билетом.

– Чем я вам так понравился?

– Нам не нужны люди, которые со временем, когда в этой стране установится стабильность, станут строить из себя патриотов…

И Лицедей стал одним из богатейших людей планеты. На стол перед ним легли на подпись бумаги, которые сообщали о том, что он приобретает нефтяную компанию за несколько миллионов долларов, которые обязуется отдать государству в течение года из доходов этой самой компании. Он подумал: как все просто и одновременно маразматично, и все вокруг как будто в какой-то спешке не замечают идиотичности написанного в этих бумагах. Он поставил подписи.

Теперь многомиллиардное состояние принадлежало ему одному и стабильно пополнялось прибылью. Он заметил, что в кружке самых богатых людей очень много подобных ему – выдвинувшихся из грязи в князи примерно такими же способами. Кружок избранных почти сформировался. Схватки заканчивались. Рваться и стремиться было особенно ни к чему, состоянием управляли менеджеры, которые вкладывали деньги в создание со всех сторон оптимальных условий для максимально скорого обогащения себя и своих хозяев.

Менеджеры, получившие образование в лучших университетах мира, были холодны и расчетливы. Однажды он даже сам поежился в разговоре с тем, кто был нанят для разработки стратегии развития его нефтяной компании и в конце беседы шутя спросил:

– А с точки зрения христианских моралистов наши решения не найдут предосуждение?

– А вы верите в Христа? – неожиданно спросил менеджер.

– Ну, если бы он сошел с креста в сиянии молний, я бы поверил и тоже головы его врагам рубить побежал. Но ведь он не сошел?

– Наверное, потому и не сошел, – усмехнулся менеджер. – Впрочем, простите. Найдут – будем действовать по обстоятельствам.

Лицедей вспомнил слова, что ему не стоит становиться «другим человеком», и махнул рукой: ну что ж, пускай.

Денежные потоки с ревом рвались в карманы избранных и на счета зарубежных банков. Лицедеям оставалось только наслаждаться жизнью. И возможность наслаждаться своим богатством стала страшным наркотиком для многих, которые одуряли себя им изо всех сил, лишь бы забыть и не вспоминать о серой копошащейся массе «дешевых» людей. Но внутри Лицедея поселилось опустошение. Он не умел заводить друзей, придумывать с ними какие-то авантюры. Он вообще чувствовал себя не в своей тарелке, когда надо было просто искренне радоваться жизни – маску Лицедея уже было не снять. Единственное удовлетворение он получал, когда мог кого-то удивить этой своей маской.

Он с отвращением ощутил, что в три горла при всем желании есть не получится, что у миллиардера потребностей не настолько уж и много больше, чем у обычного человека. С горечью он понял, что нет в нем какого-то желания странствовать, заниматься какими-нибудь исследованиями, изучением каких-нибудь букашек – зверушек. Он не может заниматься чем-то «для души» – Бог обидел его и не даровал ему никакого интереса в жизни, кроме игры в Лицедейство…