Ловцы душ

– Уже в Столпене вы грозились, что хорошо меня запомните. Я рад, что так прочно врезался в вашу память, – я выделил слово «врезался», глядя на шрамы на его щеках.

– Вы фстретите судьбу столь страшную, что даже сможте себе вбразить! – Залепетал он.

– Я уверен, что ваши пожелания будут прытко бежать вслед за мной, – при словах «прытко бежать» я опустил взгляд на его парализованные ноги.

Я заметил, что Сфорца пускает слюни, как бешеная собака, и это меня позабавило. Он пытался что-то сказать, но только прерывисто хватал ртом воздух и молча шевелил губами.

– Если вам потребуется уроки дикции, не стесняйтесь, дайте мне знать, – сказал я сердечным тоном. – Я знаю учителя, перед которым даже Демосфен устыдился бы своего мастерства риторики.

Потом я вежливо ему кивнул и пошёл в сторону ожидающих меня инквизиторов. Я не слышал отчётливо тех слов, которые произносил Сфорца за моей спиной, но был уверен, что если бы проклятия были птицами, то я унёсся бы на их крыльях под самое небо.

Змей и Голубка. Возвращение.

И сделал уста мои как острый меч;

тенью руки Своей покрывал меня.

И сделал меня стрелою изострённою;

в колчане Своём хранил меня

Книга Исайи

Они шли прямо на меня. С кольями, вилами и топорами в руках. Вёл их широкоплечий мужчина с рыжей всклокоченной шевелюрой, с выбитым глазом, от которого остался грязно-красный набухший шрам. Я остановил коня посреди улицы, поскольку не намеревался уступать им дорогу. Ибо никто в мире ещё не видел, чтобы инквизитор Его Преосвященства епископа Хез-Хезрона улепётывал от пьяного сброда.

– Стоять! – Крикнул я. – Именем Святого Официума!

Мой меч качался у конского бока, но я его даже не коснулся. Быть может, если повезёт, я справился бы с четырьмя или пятью противниками, но передо мной стояло не менее двадцати мужчин. Большинство были пьяны, но даже пьяный человек запросто всадит противнику вилы в живот или раскроит ему голову размашистым ударом топора. Не меч должен был меня защитить, а авторитет святой Церкви. Ибо Добрая Книга учит нас, что «победа в бою не зависит от числа воинов; истинная сила – это та, что нисходит с Неба».

По крайней мере, они не могли сделать это безнаказанно. И они, несмотря на опьянение, должны были прекрасно знать поговорку, гласящую: «Когда погибает инквизитор, чёрные плащи пускаются в пляс». Они остановились.

– Инквизитор? – Полувопросительно прорычал рыжебородый. – Что вы здесь делаете… господин? – добавил он немного погодя.

– Это я вас спрашиваю, что вы здесь делаете, – сказал я твёрдо. – Как тебя зовут, человече? – Я тряхнул уздой, и скакун приблизился на несколько шагов к стоящему во главе толпы ухорезу.

Он хотел спрятаться за спинами товарищей и отступил на три шага. Однако по-прежнему остался впереди, ибо его спутники тоже были не лыком шиты, и они также отошли назад. Я заметил, что некоторые уже успели скрыться в тёмных переулках. Я улыбнулся собственным мыслям, поскольку всё шло именно так, как и должно было идти.

– Гаспар, по прозвищу Морда, прошу прощения, ваша милость, – сказал одноглазый, в этот раз смиренным тоном, и снял шапку. Скомкал её в левой руке, а правую, в которой держал топор, спрятал за спину.

– Кого вы ищете, Гаспар? – спросил я мягко. – Чем может вам помочь инквизитор Его Преосвященства?

Он проглотил слюну так резко, что дёрнулся кадык. Помощь инквизитора была, наверное, последней вещью, о которой он мечтал.

– Никого не ищем, ещё раз прошу прощения... – пробормотал он, и было нетрудно понять, что он врёт.

Я посмотрел вправо, где сумрак позднего вечера скрывал начало маленькой улочки.

– И кто там?

Я немного подождал, и когда понял, что не получу ответа, натянул узду коня.

– Расходитесь по домам, люди! – Приказал я громко.

Я подождал, пока они послушаются, и направился в сторону тонущего в темноте переулка.

Крыши домов нависали так низко над улицей, что я не видел, что скрывается в её конце. Переулок был пуст, ставни домов закрыты. Я ехал медленно, шагом, и внимательно вглядывался во тьму. Что бы там ни скрывалось, оно должно было разозлить или напугать этих людей, так что даже ваш покорный слуга должен был считаться с опасностью. Но я пока не вынимал меч из ножен. И вдруг я услышал тихий стон. Звук, напоминающий полный отчаяния скулёж, в котором, однако, можно было различить отдельные слова.

– Нельзя, – шептал кто-то жалобно. – Нельзя, нельзя, нельзя...

Я различил во мраке серую фигуру, съёжившуюся в узком углу, образованным сходящимися стенами домов. Это была длинноволосая женщина в просторном плаще. Она сидела скорчившись настолько, словно старалась занимать как можно меньше места и как можно лучше слиться с окружением. Она обхватила ноги руками и спрятала голову между колен. Чёрные спутанные волосы падали на землю, почти закрывая босые ноги. Я не мог разглядеть лица и слышал лишь тихое заунывное бормотание.