Ловцы душ

Я раздумывал, каким образом попасть в замок маркграфа. И решил, что лучше всего будет отправиться в путешествие и просто попросить Рейтенбаха о гостеприимстве. Благороднорождённые, как правило, не испытывали пиетета перед служителями Святого Официума (возможно, им кололо глаза наше смирение, скромность и нежелание мирских утех), но я не думал, чтобы кто-то отказался приютить инквизитора, находящегося на официальном задании. В конце концов, лучше было стиснуть зубы и сделать хорошую мину при плохой игре, чем обидеть Инквизиториум. Мы не были, однако, людьми мелочными, и если кто-то ясно показывал нам, что не хочет получать удовольствия от нашего общества, то мы покидали его дом, сохраняя это событие в смиренной памяти. Так уж обычно происходило, что обиды, причинённые Официуму, росли в наших сердцах, словно чёрные цветы, и рано или поздно приходило время, чтобы вырвать эти цветы с корнями. Я решил, что в путешествие возьму Курноса и близнецов. Во-первых, я должен был время от времени давать им что-то заработать, во-вторых, их помощь и способности могли пригодиться в замке маркграфа. К счастью, все трое пребывали в Хез-Хезроне. Курнос работал как специалист в области определённых заказов у одного ростовщика, имеющего многих недобросовестных должников и, как я слышал, собрал довольно большую коллекцию мизинцев. У близнецов как раз закончился шестинедельный срок заключения в нижней башне, который они получили за драку за картами. Я разузнал, где сейчас живёт Курнос, и зашёл в его жилище. Мой товарищ сидел перед кувшином вина в алькове таверны и тормошил вертящуюся у него на коленях гибкую молодку. Но как только увидел меня, согнал девушку шлепком по тощему заду.

– Мордимер! – Воскликнул он с неподдельной радостью. – Красной альгамры! – приказал он разглядывающему нас трактирщику. – Только поживее, ублюдок!

Курнос выглядел не как Курнос. Он был весь в чёрном шёлке, а на всех пяти пальцах правой руки у него были такие большие кольца, что он мог бы использовать их в качестве оружия. Настоящего, прежнего Курноса, можно было, однако, узнать по широкому бугристому шраму, уродующему его лицо, и по запаху, который царил в алькове. Как видно, мой соратник в прежних путешествиях изменил предпочтения в одежде, но не изменил привычек, касающихся ванны.

– Здравствуй, Курнос, – сказал я искренне. – У меня есть разговор, так что давай перейдём в твою квартиру.

– Наверх принеси! – Крикнул Курнос трактирщику. – Раз, два! Все-таки выдрессировал скотину. – Он посмотрел на меня. – Как он ко мне в первую ночь опоздал с вином и девкой, так я его повесил до утра за ноги под потолком. Доктору пришлось ему потом одну отрезать, – усмехнулся он. – Может, хочешь эту малышку, Мордимер? А может, жену трактирщика? У неё та-а-акие... – Он обрисовал руками дуги.

– Нет, нет, пойдём к тебе, повеселимся потом. Знаешь, как говорят, Курнос. Делу время, потехе час. Нужно отличать одно от другого.

Квартира Курноса состояла из двух комнат, во второй я заметил небольшую нишу, отделённую от помещения бурой занавеской.

– Я вижу, ты неплохо выглядишь, – начал я. – Я слышал о какой-то коллекции мизинцев...

– Ха! – сказал он и подошёл к занавеске. – Смотри, Мордимер. Я приказал их закоптить, – пояснил он. – Смотри, что я сложил.

В голосе Курноса была столь огромная гордость, что я послушно заглянул за занавеску. На столе стоял довольно аккуратный домик с двумя башенками, целиком построенный из отрезанных у должников мизинцев. После копчения пальцы значительно уменьшились, но я явно видел суставы и побронзовевшие ногти.

– Это мило, Курнос, – признал я искренним тоном.

– Правда? – Он воодушевился. – Я думаю, что можно бы сделать корабль. Галеон, о трёх мачтах. – Размечтался он. – Только из чего сделать паруса? – По его лицу пробежала тень.

– Может, из хорошо натянутых ушей? – Предложил я.

– Вот ты голова, Мордимер. – Он посмотрел на меня с восхищением. – Я им теперь буду обрезать и пальцы, и уши...

Ох уж, этот мой Курнос! Не ожидал от него ни такой фантазии, ни того, что он будет захвачен художественным увлечением. Может, скоро начнёт рисовать или лепить? Писать стихи? Бренчать на арфе? Я посмотрел на Курноса, представил его себе играющим на арфе, и мне пришлось прикусить губу, чтобы не разразиться смехом.

– Я подумал, что ты, может быть, захочешь взять отпуск. Что бы ты сказал по поводу работы с ничтожной оплатой, взамен на это требующей много труда и, быть может, очень опасной?

Он улыбнулся так радостно, что его шрам расширился, по меньшей мере, на ширину пальца.

– Мордимер, – сказал он, – ты думаешь, что я хотел бы отказаться от хорошей квартиры, хороших денег, вкусной еды и шлюх, которых покупает мне Дитрих, только для того, чтобы блуждать неизвестно зачем, неизвестно где, и то и дело попадать в неприятности?

Для Курноса эта речь была весьма длинной и весьма искусной. Что ж, надо признать, что товарищ моих приключений изменился со времени нашей последней встречи. Я покивал головой.

– Разве от жизни, которую ты сейчас ведёшь, тебе не мучительно скучно? – Спросил я.