Ловцы душ

Как же я жалел в этот момент, что я не знаю арамейских букв и не понимаю персидский! Хотя, с другой стороны, знания, содержащиеся в этих книгах, не должны были попасть в руки простого инквизитора, такого, как я. Когда я отдам чернокнижные тома кому следует, я смогу поклясться на кресте, что мне не удалось понять ни одного слова. Может, это и к лучшему, ибо опасно слишком много знать.

Я просмотрел все четыре тома, каждый раз не в силах удержаться от восторга перед иллюстрациями. Вот дородная женщина сбросила одеяние жрицы и отдавалась многочисленным мужчинам, каждому по-разному. Вот на постели лежит голый улыбающийся человек, украшенный только венками из цветов, а перед ним семь девушек, одетых в одеяния, искрящиеся от драгоценных камней. Вот среди адского хаоса выделяется зверь о многих головах. Удивительно, но я не мог сосчитать эти головы, ибо монстр, казалось, расплывается, растекается и пропадает, когда я пытаюсь сосредоточить на нём взгляд. Иногда мне уже казалось, что голов шесть, семь, и эта будет последняя, но вдруг оказывалось, что я вновь смотрю на первую, и подсчёт нужно начинать с самого начала.

Я взял один из томов, подсвечник и подошёл к кровати, на которой неподвижно покоился старик.

– Знаешь, что это? – Спросил я, подсовывая ему книгу почти под нос.

Он смежил веки. На этот раз, однако, он их уже не поднимал. А значит, это было не подтверждение, а ясный знак, чтобы я оставил его в покое, и что он не хочет больше иметь со мной дело. У меня сложилось впечатление, что дыхание старика стало немного тяжелее и быстрее, чем раньше. Я вынул одну из свечей из подсвечника и поднёс огонь к пучку седых волос, растущих из его черепа. Он мигом сгорел, и в воздухе распространилось зловоние. Маурицио Хоффентоллер мгновенно открыл глаза. Я увидел в них что-то вроде страха.

– Это ещё не больно, правда? – Спросил я. – Но может стать больно, если только у меня возникнет такой каприз. Не отвечай на вопросы, и я сожгу тебя, кусочек за кусочком, следя, чтобы ты не умер быстро. И поверь мне, что пытать парализованного старика гораздо удобнее, чем здорового человека, ибо не нужно ни его связывать, ни слушать его крики.

Удивительно, но я заметил, что узкие, бледные, иссохшие губы Хоффентоллера сложились во что-то, что, вероятно, должно было быть улыбкой. Хм, у деда, видимо, было чувство юмора. Хорошо!

– Начнём сначала. Это твои книги? – Моргание.

– Ты чернокнижник? – Моргание.

– А значит, то, что я слышал о Маурицио Хоффентоллере, несгибаемом защитнике святой веры, всего лишь басни. Ты служил персам, не так ли?

Моргание, моргание. Пауза. Моргание.

– Сейчас, сейчас, – я поразмыслил несколько минут, пытаясь правильно понять поданные мне знаки. – До определённого времени ты не отрекался от Господа, не так ли? Только потом они сломили твою веру и волю, когда ты осознал, что уже никаким способом не вернёшься в Европу.

Моргание.

– Однако ты вернулся. Зачем? – Я долго смотрел на него, потом пожал плечами. – Да, конечно, неправильный вопрос. Сейчас, давай подумаем. Почему можно было вернуться? Тоска? Семья? Или что-то другое... Ты стал там кем-то важным? Перестал быть рабом? Моргание.

– Тебе хорошо жилось? – Моргание.

– Гвозди и тернии, дед, зачем ты вернулся? – Я повысил голос, поскольку разговор такого рода уже начинал меня злить.

И вдруг я понял. Я отлично понял, каков ответ, и сам удивился, что эта идея не пришла мне в голову раньше.

– Конечно, – сказал я. – Ради мести. – Моргание.

– Кому? Ведь не семье же, иначе они бы не ухаживали за тобой с такой заботой. Кто тебя обидел, дед? Хм, тебя кто-то предал в Святой Земле? Продал язычникам? Предатель вернулся на родину, а ты остался в плену?

Два быстрых моргания. Видимо, я не угадал.

– Если тебя не предавали, то кому же ты хочешь мстить?

И вдруг мне вспомнились слова Рейтенбаха о том, как сын Маурицио Хоффентоллера пропил деньги, которые получил от императора на выкуп для персов.

– Ты думаешь, что император тебя предал? Ты верно ему служил, а он даже не позаботился, чтобы освободить тебя из неволи? – Моргание.

– Но тот император давно умер, – сообщил я. – Теперь правит его правнук.

Моргание, моргание, моргание.

– Та-ак, – протянул я. – Это неважно, правда? Вина отца ложится на сына, недостойны сыны недостойных.

Моргание.

– Ты хочешь отомстить нынешнему императору, так? – Моргание, моргание.

– Нет? – Я задумался.

А потом меня снова осенило.

– Ты не хочешь ему отомстить, ты уже отомстил… – Моргание.

– Прекрасно, – проворчал я.

Теперь я понимал, почему Анна руками и ногами упиралась, лишь бы не возвращаться в отчий дом. Если она знала семейную тайну, я не удивлён, что она предпочла гостеприимство маркграфа проживанию под одной крышей с неестественно старым чернокнижником, пылающим жаждой отомстить императору. Конечно, я мог только сожалеть о том, что она не подумала о том, чтобы поведать о своих заботах инквизиторам. Тогда всё было бы, наверное, иначе. Но что, однако, означало утверждение Маурицио Хоффентоллера, что он уже отомстил нашему правителю?

– Месть уже совершена? – Спросил я. – Моргание.