Ловцы снов

— Забирай, — не оборачиваясь, бросил кому-то другому через плечо, не сводя с меня глаз, хотя кивал на самом деле на что-то, лежавшее у моих ног. Острое моложавое лицо с такими же резко очерченными чертами, доведенными до почти гротескной выразительности. Светлые волосы, нос с породистой горбинкой, сглаживающей угловатость, нетерпеливый пронзительный самоуверенный взгляд. Такие обычно очень нравятся девушкам.

Конечно, не всем. Вике бы точно нет…

— Отдел доставки? — молодой человек усмехнулся весело, игриво и как-то хищно, заглядывая мне в лицо, но одновременно с этим будто насквозь. Развернулся вполоборота, шаркая мыском ботинка по брусчатке.

— Не ври, нет такого Отдела!.. — низкий раскатистый голос кого-то второго эхом прошелся над головой, стирая и перемешивая напрочь значение всех произнесенных слов.

Грузный и резкий, в складчатом распахнутом широком пальто, под которым — какие-то заношенные коричнево-зеленые штаны и невразумительный толстый свитер той же темной расцветки; сам весь жесткий, заросший и кудлатый, как Карабас-Барабас из детской книжки. Маленькие темные глаза я увидел, только когда оба оказались совсем близко, наклоняясь над чем-то, лежащим на земле возле меня, и в то же время по-прежнему продолжая меня упорно не замечать. Даже не цепляя взглядом.

— Вроде не тяжелая… — непонятно, кому из этих двоих принадлежала фраза. Кажется, все-таки блондину.

Неожиданное осознание значения всех этих «что-то» и «чем-то» всколыхнулось у меня в голове пронзительным обжигающим ужасом, выстрелом отдаваясь в виски, и я резко дернулся, попытавшись вскочить, но левую ногу внезапно свело жестокой судорогой, заставив повалиться обратно в попытке сложиться от боли пополам. Темнота снова подкатила к глазам, стараясь укрыть пологом беспамятства, но я отчаянно отгонял ее от себя.

— Убийцы!.. Гнусный убийцы! Душегубы… — я скрежетал зубами и то ли хрипел, то ли плакал, перемежая слова срывающимся шепотом и пытаясь отыскать взглядом их лица, чтобы заглянуть в глаза. Чтобы они сами увидели эту ненависть.

Ощущение накатывающей темноты с каждой секундой крепло внутри, пуская корни, пронизывая насквозь, и я практически не чувствовал ничего вокруг, не воспринимал физически, словно в одно мгновение парализованный. Только под сердцем, в глубине, черствела и стремительно расползалась внутри, затягивая в себя, тугая, пульсирующая пустота, черно-бурая кровавая испепеляющая сепия, наконец получившая надо мной власть. И казалось, что даже просто пошевелить пальцами — безумно трудно. Да и есть ли смысл?..

— Он нас видит? — киношно-экшеновый вопрос прозвучал с таким пронизывающим его искренним удивлением и замешательством, что в лице произнесшего его молодого парня практически переставал звучать банально.

Темный силуэт, наклонившийся надо мной сквозь склоку темноты и пятен, внезапно подернулся странным туманом, похожим на мелкую рябь, очерчиваясь яснее и как будто объемнее, словно проявляясь в реальность, хотя я уже не мог ручаться, что мне это не почудилось.

Последнее, что я услышал, произнесенное над собой прежде, чем окончательно провалиться в темноту, это: «Значит так, забираем с собой в штаб, пусть там разбираются. Этот, кажется, не совсем простой и явно не пустышка…»

Так я приобрел свою профессию…

* * *

— …Я знаю, что со мной случилось… — я снова прихожу в себя, только когда Дина оказывается напротив, совсем рядом, а ее маленькие, красные, словно от мороза, ладошки крепко сжимают мои руки, и я сам даже не могу пошевелиться. Рассеянный в сумраке дом шевелится за ее спиной и беззвучно стонет заплутавшим между перекрытиями ветром, покачивает обтрепленными парусами сетки, норовя коснуться ее волос, но натыкается неумело на чугунную решетку ворот, откатываясь назад. Стены заброшенного корпуса обнимают за плечи, укрывая от фиолетовой темноты. Нас. Только нас одних.

— Я же помню…

Помнит она!.. Еще один «неординарный случай», чья-то ошибка, не обусловленная Правилами, которые придумывались вовсе не ради тех, кто просто ХОЧЕТ жить. Просто быть прежним, просто любить тех, кто любит их, и быть с ними рядом, просто радоваться этому.

Ради тех, кто остался самим собой, остался подлинным и настоящим, но просто где-то немного не успел и чего-то не нашел. Не смог уйти.

Снег падает с темного неба, затягиваясь просветом домов, как воронкой, и ложится на не сбитый ногами снег двора, медленно присыпая одну единственную протоптанную по нему дорожку, от ворот до отмостки колодца. И… другую — от скульптуры, незаметную и совсем короткую, едва ли на несколько метров. Мою ли?..

И на самом бронзовом льве сугроб сбит и разметался под тяжелыми лапами рассыпчатой холодной крошкой.

Я чувствую прикосновение пальцев Дины к своей щеке, в том месте, где остался запекшийся след царапины, которая почти не болит, но теперь обволакивается горячим теплом, и все только потому, что дотронулась она.

Киваю не понятно к чему, молча закусив угол губы.