Ловцы снов

— Ты должен от меня избавиться?.. — киваю еще раз, понимая, что она и так обо всем уже догадалась. «Отдел Снов…» — сколько раз я уже произносил при Дине эту фразу?

Я стискиваю пальцы, пытаясь убрать от себя ее руки, но она держит, упрямо не выпуская. И все смотрит в глаза — внимательно, понимающе и сочувственно, — а я пялюсь куда-то вбок, позабыв о зрительном контакте. Впрочем, она ведь и так меня видит.

Наверное, я бы многое отдал, знай заранее, чтобы оказаться сейчас с ней вот так: глаза в глаза, два лица напротив друг друга, отделив и разграничив весь мир надвое и поровну, — но еще большее бы пожертвовал, если нам можно было не встречаться друг с другом вообще. Чтобы я не встретил ее ТАК. Но тогда Дину нашел бы кто-то другой, из нашего же Отдела, и это было…

— …Но не хочешь, — еще один кивок, похожий на встряхивание. Я сижу на краю колодезной крышки, медленно покачиваясь.

…убийство. В первый раз умирает тело, во второй мы убиваем душу. Двойная смерть — это, по сути, тот же Переход. Только не в новую жизнь — просто в никуда. Я там не был и не знаю. А те, кто был, рассказать уже никогда не смогут. Но за этой гранью — схлопывающаяся вечность, самое последнее место, где ты можешь оказаться. Абсолютный невозврат и нежизнь.

Я не желаю ей этого… и не хочу даже смотреть на нее сейчас, потому что понимаю, что бессилен. Но то, что происходит с ее глазами, внезапно заставляет меня вздрогнуть…

Во взгляде Дины — живая бездна и странно живые плещущиеся мысли, похожие на китов. Она опускает веки, и океан светло-голубых глаз заливает волной, бьющейся об острые, мокрые скалы ресниц. Она плачет.

Еще ни разу, никогда в жизни и за всю свою работу я не видел, чтобы Сны плакали. Они реагируют как угодно, но только не так. Потому что слезы — это боль. А боль — главное доказательство того, что мы живы…

— Я помню, как умерла, — без пауз и заминок, ощущая всю странность того, что она говорит, и причин, почему вообще это делает. Это должен был быть конец. Абсолютный. Рай, ад — что угодно, но только другое, как нам всегда говорили. Не похожее на прежнюю жизнь, неземное.

Неземное.

А выходит только совсем иначе…

— Уже почти пять дней я пытаюсь понять, что происходит. Меня никто не замечает, даже не видит просто, мои друзья проходят мимо, так, будто меня вообще нет, но я ведь еще ощущаю, еще чувствую себя, хоть и это тоже странно. Я не понимаю, что вокруг… как это все… А потом эти двое. И ты… Почему вы… — Дина не договаривает, оставляя вопрос отчаянно повисшим в воздухе, но этого и не нужно. Все и так ясно: почему? вы? меня? видите?..

Влажные глаза с беспомощным, обезоруживающим изломом полупрозрачных век смотрят пристально и отчаянно. А у меня перед взглядом проскальзывает воспоминание о том, как я заметил их в первый раз — да так и не смог больше забыть. Ни на минуту. Пусть и сам себе тогда не верил.

Я смотрю на нее, замечая в движениях и жестах Дины медленную отрывистую резкость, отражающую на самом деле то, чего она сама почувствовать не может, но что происходит с ней непрерывно — безропотные колебания загнанной и потерянной души. Возможно, она и смогла бы найти свой путь — еще в том промежутке времени, когда у нее был выбор, — но что-то удержало ее здесь, притянуло, заставив остаться. И продолжает удерживать до сих пор, не позволяя успокоиться. Не позволяя найти выход.

— Мне казалось, что это должно прерваться рано или поздно. Что у всего МОЖЕТ БЫТЬ окончательный финал, и еще — что если попытаться умереть здесь, повторно, то дальше уже точно ничего не будет. Это ведь было так легко на словах и на мыслях, и я была почти уверена, что ничего не получится, но нужно было просто… — она покаянно замолкает, опуская на мгновение взгляд к своим ногам, точно не веря.

…просто сделать шаг вперед, на проезжую дорогу. Ты права, девочка. Совершенно права. И, наверное, сама об этом знала.

— Только сейчас я понимаю, что не хотела — все равно ведь не хотела этого, несмотря ни на что случившееся. Но все бы произошло, если не…

…Мне говорили, Смерть обнажает все самые скрытые качества нашей души. Выявляет ее пороки и изъяны, изменяя нас до неузнаваемости, чтобы дать возможность победить это в себе. Чтобы дать шанс на что-то новое, более чистое и правильное.

Но что делать тем, кому этот шанс вообще был не нужен?..

Что-то вспыхивает у меня в голове, что-то странное. То самое, что я старательно, но тщетно пытался выскрести из всего увиденного, подмеченного и узнанного и что каждый раз упрямо сливалось с мелькающим снегом под ногами и растворялось в пятнах вечно зажженных слепых фонарей.