Ловцы Троллейбусов

– Не верьте ей, – горячо зашептал я. – Она совсем не такая. Ночью запустила в меня ботинком.

– А еще мы с Евдокией Васильевной для вас куриный бульон сварили, – пропела Вероника. – Сейчас будем обедать. А потом горчичники и спать. Сон – лучший доктор. Пока пойду скажу Валентину Романовичу, что вы проснулись.

– Валентин Романович – это кто?

– Барсуков. Замечательный человек.

– Они тараканов травят! – воскликнул я.

– Вы больны, – вздохнула Вероника. – Вам все видится в неверном свете. Сейчас они навестят вас.

Включила верхний свет, и в комнату вплыла чета Барсуковых. Он был в костюме, его супруга – в белой пелерине. Он нес коробку с тортом.

Вскоре пожаловала и Евдокия с нарезанным лимоном на блюдечке.

Барсуков придвинул стол к моей постели. Вороника принесла горячий чайник, все расселись по местам.

Чай приятно обжигал нёбо. И песку была полная сахарница.

– Как ты нас напугал, – сказал Барсуков.

– Действительно, эти дни я совсем не заводил часы, – откликнулся я.

– А у нас теперь свои. Прекрасно ходят, – вставила Барсукова. – Мы их на телевизор поставили. Звон, будто колокольчик... Спасибо за подарок, Вероника Артемьевна.

– Не забывайте заводить, – улыбнулась Вероника.

– Спасибо вам, голубушка, за ваши цветочки. Так прекрасно пахнут, – подхватила Евдокия.

– Не забывайте поливать.

И все же тревога съедала меня. Я не слишком вежливо выпроводил гостей. Мы остались с Вероникой вдвоем. *

– Пока я спал, ко мне из жзка не приходили? – спросил я.

Вероника опустилась на краешек кровати.

– Ни о чем не беспокойся, милый мой мальчик, – прошептала она.

Жар опять усилился, все масляно поплыло перед глазами.

Она взяла меня за руку и повела за собой.

Аметист под подушкой

Так неожиданно и сразу, зажмурившись перед неизвестностью, я переступил эту черту. А переступив, вновь открыл глаза и осмотрелся. Она оказалась приятной, окружавшая меня неизвестность. В горшочках росли цветы, в аквариуме плавали рыбы. Булькала кипящая на газовой плите вода. Разноцветные клубки шерсти разбегались по комнате. Играя с ними, резвился Элизабет.

Деревянные маски глупо и счастливо улыбались со стен. Наверное, их веселил растерянный вид, с каким я бродил по квартире, переходя из комнаты в комнату.

Если бы еще поменьше птичьего гомона!

Раздражал и выводил из себя бессмысленный галдеж щегла Юрочки. Он трещал в покоях Калисфении Викторовны с утра до ночи, а иногда и по ночам. Однажды я пробовал его накормить, надеясь, что это хоть на мгновение заставит его умолкнуть, – он клюнул меня в палец. Щегол вообще был настроен по отношению ко мне враждебно.

Но зеленели цветы, ветвились рога-подсвечники, а по коврам было необычайно мягко ступать!

Я просыпался и, лежа в постели, разглядывал лепные украшения на потолке. Узор бежал по периметру, мелко извиваясь, – так на схемах изображают движение электрического тока по обмотке реостата. Я вспоминал: сны, переливаясь один в другой и причудливо меняя очертания, словно облака, проплывали передо мной. Излучавшие тепло крыши, Ходоров и Илья Ильич Домотканов с огромным портфелем, дождливый парк и белые гипсовые фигуры, зыбко отражавшиеся в темной воде, – где и когда я видел все это?

Я получил наконец возможность спать и высыпаться. Все тревоги постепенно отступили. (А может быть, это Вероника прогнала их? Как-то, перестилая постель, я обнаружил под подушкой колечко с аметистом.)

Я жил среди цветов. Вероника приносила цветы с работы. Она ведь работала ночным инспектором по цветам. Ее дежурство начиналось вечером и кончалось утром. (Цветы все разные и открываются в разное время: одни – на рассвете, другие – на закате, третьи – среди дня. Вероника была специалистом по ночным.) Она наблюдала за цветами, а наблюдения заносила в специальную тетрадь, очень похожую на ту, что я оставил у Редактора. И Редактора я тоже вспоминал, и дядю Гришу, и Барсуковых, но как-то смутно. Вечнозеленые растения, щегол, Элизабет требовали постоянного внимания и ухода. Элизабета купали с шампунем, он благоухал. А сколько раз я, вооружившись пушистым веничком, смахивал пыль с листьев пальм, папоротника, жасмина, а Вероника, напевая, поливала наш сад из маленькой леечки! Еще я разносил почту, был у Чужедальнего на хорошем счету.

(Между прочим: среди обилия местной флоры и фауны не нашлось места для тараканов. А как вольготно было бы им разгуливать в оранжерейном парке, ходить на водопой к аквариуму! Несколько раз я специально подкарауливал их по вечерам – включая свет, врывался в кухню и видел безупречную чистоту и порядок и кипящую на огне воду в кастрюле.)

За ночь дежурства Веронике полагалось три выходных, так что большую часть времени она проводила дома. По утрам, когда очень не хотелось вставать, входила Вероника, благоухающая цветочной свежестью, с распущенными влажными волосами, в мохнатом халате, тоже слегка влажном. Она приближалась ко мне, вытянув руки и зажмурив глаза (так я когда-то рисовал в воображении свой выход на крышу), и ощупью находила меня.