Ловушка

— Да. Это золото? Я не ошиблась? У меня есть три монеты. Такие же жёлтые и блестящие.

— Ошейник должен легко сниматься. Замка на нём нет. Я бы разобралась, если бы видела. — Снова елозила пальцами по кругу, в попытке найти тайный механизм или кнопку, дёргая кольцо в месте присоединения к цепи. Бросив пустое занятие, спросила: — Что бы ты стала делать с цепью?

— Не знаю. Потом бы придумала.

— Как тебя зовут?

— Рыжая.

— Это не имя.

— Меня все так зовут.

— И муж?

— У меня нет мужа.

— А родители, бабушка?

— Мама умерла, когда мне было двенадцать лет. — Женщина вздохнула: — Она называла меня Фионой. Моего отца звали Фион. Его убили. Он был рабом. Я знаю, что это мужское имя, поэтому никому не напоминаю о нём. Люди давно забыли.

— Понятно, — протянула Наташа, чувствуя, что устала. Ирландское имя.

— Сколько тебе лет?

— Восемнадцать.

Девушке казалось, что травница старше. Сумрак пещеры не давал как следует её рассмотреть. Ещё будет время это сделать.

— С кем живёшь в деревне?

— Сейчас одна… Не спи, не спи! — подхватилась ведунья, дёргая больную за руку. — Как тебя зовут? Тебе нужно поесть и ты мне расскажешь, что с тобой приключилось.

— Ты никому не рассказывала обо мне? — очнулась пфальцграфиня, не в силах произнести ни слова. На утвердительный кивок Фионы, понимающе качнула головой: «Умная девочка». Всё дело в золотой цепи. Страшно даже думать о том, что сделает корыстный человек с Наташей, да и с ведуньей, чтобы обогатиться. Этот грот станет их могилой. — Молодец. Правильно. Мы с тобой поладим.

Снова терялась в видениях, то улетая к небесам, то погружаясь в пучину, преследуемая тихим требовательным мужским стоном, обрушивающимся на неё, вколачивая в землю, отнимая последние силы:

— Не уходи… Вернись…

* * *

— Госпожа Вэлэри, — Фиона, загораживая свет, стояла у входа в пещеру с большой корзиной в руках, осматривая её содержимое. — Сегодня я приду поздно. Надеюсь, на празднике ничего не случится и не понадобится моя помощь. Есть ещё повитуха, которая может лечить травами. В общем, я постараюсь не задерживаться. — Помахала на прощание, улыбаясь своей подопечной.

После её ухода стало тихо и тоскливо. Русалка оказалась крупной рыбкой с длинными густыми волосами невероятного ослепляющего рыжего цвета. Высокая и крепкая, она в то же время выглядела грациозно. Было заметно, что она бойка, остра на язык и себя в обиду не даст.

Наташа вспомнила, как рассказала ей, что с ней случилось. Начала повествование с того момента, как попала в замок Бригахбурга. Изложила упрощённую, сильно урезанную версию событий, опустив, где посчитала нужным, душещипательные подробности. Ничего придумывать не стала. Зачем? Рыжая не казалась болтливой и легкомысленной. Простой — да, но не глупой.

Всё выглядело так: девушка приехала с венгерской графиней в качестве компаньонки к её жениху. Там встретила графа фон Фальгахена, который узнал в ней пропавшую дочь пфальцграфа фон Россена. Доставив её к отцу, он вознамерился просить её руки. Получив отказ от родителя, и не заручившись поддержкой невесты, решил её выкрасть. Чтобы она не сбежала, посадил на привязь. По дороге в замок жениха на них напали бандиты. Как она выбралась из тарантаса и почему оказалась в лесу, да ещё в обществе медведя, уже не помнила.

Фиона, открыв рот и затаив дыхание, слушала похождения пфальцграфини, сочувствуя ей и сопереживая. Каждое слово Наташи находило живой отклик в её душе. О пристрастиях покойного Карла жители окрестных деревень знали хорошо, но помалкивали. О золотой цепи ходили слухи, и даже находились те, кто утверждал, что видел её. Поэтому рассказ не вызвал сомнений. Ведунья плакала вместе с ней, ругая бывшего хозяина, утверждая, что нынешний будет гораздо лучше.

Взяв слово, что травница и дальше никому ничего про свою находку не расскажет, девушка успокоилась.

Рыжая вернулась, когда сгустился вечер. Довольная и очень уставшая. От неё пахло вином и дымом. Буркнув что-то про корзину, которую она опустила рядом с ложем из трав, примостилась под боком госпожи. Прошептав: «Как же я к вам привыкла», обняла её, укутав покрывалом, и через минуту мирно посапывала.

А пфальцграфиня не спала почти всю ночь. Боялась сомкнуть глаза. Не потому что находилась в пещере, вход в которую ничем не закрывался и любой зверь мог свободно зайти, как залетали днём птицы и в большом количестве сновали ящерки. А потому, что опасалась снова впасть в летаргию и уже никогда не очнуться.