— Что ж, решено, — Император хлопнул в ладоши, обрывая ставших не в меру разговорчивыми родственников, — Прошу всех удалиться, нужно обсудить детали. Арн, Хьорд, Вольгот, останьтесь. Остальным спокойной ночи.
Арн завертел головой и наконец приметил брата, который оказывается тоже все это время был в кабинете, стоя в отдалении от общей толпы, невидящими глазами уставившись в окно. Хьорд поднял на него затуманенный взгляд и утвердительно кивнул, едва заметно улыбнувшись. Арн выдохнул. Значит Китен будет жить, они друг друга поняли.
Вернувшись в комнату после того, как ее так бесцеремонно выставили из кабинета ректора, разлучив с Конугом, Ари очень долго не находила себе места. Металась по спальне как раненый зверь, обивая углы, выжидая. Как несправедливо. Ведь она сейчас так нужна ему. Нужна. Он сам придет. Кончится этот дурацкий военный совет, и он придет. Выразить всю ту боль, что плескалась в лазурных глазах, намеренно заглушаемая невероятным усилием воли. Таким, что даже черты лица изменились. Стали строже, резче, агрессивней. Как-будто на ее глазах погибал тот беззаботный молодой парень, и на его место приходил кто- то другой: неведомый, пугающий, жестокий.
Так хотелось просто обнять, сказать, что любит его. Она никогда этого не говорила. Он столько раз, а она нет. Даже смешно. Ведь это Ари всегда боготворила Арна, а не наоборот: втихомолку, страстно, не в силах даже самой себе признаться, насколько сильно в ней увязло это чувство. А вот он рядом, и она так и не смогла выдавить из себя такое простое «я тебя люблю». Проклятая, непонятная гордость, кому она нужна? Тем более сейчас. А вдруг больше не увидит? А вдруг… Было страшно, до дрожи. Хотелось бежать обратно в этот чертов кабинет. Вытащить за шкирку оттуда… Гори синим пламенем весь север! Разве он стоит жизни? ЕГО жизни?
Сама не заметила, как уснула. Уже под утро. Откинувшись в кресле. В том самом, где меньше суток назад Арн просил стать ему женой, предлагая в дар мечту о покорении неизведанных земель. Такой сладкий сон, так и не ставший реальностью.
— Ари…
Кто-то аккуратно теребил ее за плечо. Арн бы так не стал делать… Он бы накинулся, сразу обнимая, обволакивая собой, зашептал бы что-нибудь на ушко. У него была эта странная особенность: говорить что-то нежное, неразборчивое во время близости, будто срывало все платины, сковывающие в обычной жизни…
— Ари, у меня записка…
Она сразу встрепенулась, прогоняя тяжелую дремоту, оглядываясь по сторонам. Над ней нависал Рэм, участливо смотря своими серебристыми глазами, доставшимися от матери-северянки.
— Вот, — он протянул ей сложенный надвое листок.
Ари развернула бумагу дрожащими пальцами, заранее боясь. Рэм утром, записка так настойчиво сразу в руки. Не к добру… Не к добру это все.
Открыла, замерла… и слезы предательски покатились по щекам. Рэм приложил теплую ладонь к заплаканному лицу.
— Ну что ты, котенок, не надо…,- совсем как отец сказал.
— Где они сейчас? — Ари не слушала его, — По какой дороге поехали?
Рэм нахмурился, не ожидавший такого детального расспроса.
— В Остан направились за третьим полком, потом в Родэн-Арию…
— То есть на западном тракте сейчас? — Ари буквально за грудки схватила брата.
— Ну да, — Рэм удивленно смотрел на нее, не понимая причину столь сильного любопытства.
— Хорошо, — выдохнула она, и тут же кресло осиротело, оставляя лишь отголосок неуловимого тепла своей хозяйки.
И записку, развёрнутую на всеобщее обозрение. Будто плюнули на нее, позволили осквернить.
«Спасибо, что не отреклась. Твой Арн», — было выведено торопливым мелким почерком на желтом листке.
Кровавое зимнее солнце медленно уползало за горизонт. Раньше Арн бы подумал, что это так чертовски красиво: тусклый крупный солнечный диск, обрамленный тяжелыми малиновыми облаками с розоватыми бликами по краям, хрустящий белоснежный снег под копытами мерно бредущего коня, алеющая рябина на черных осиротевших ветках жавшихся друг к другу деревьев.
Главенство трех цветов вокруг: красного, белого и черного. Белого как север, красного как кровь, черного как мысли, роящиеся в голове. Как крылья великого ворона, уносящего души умерших воинов в запределье. Интересно, когда он за ним прилетит? Возможно, уже совсем скоро…Это не важно, главное успеть прихватить с собой Дугласа Гарба. Старый пес жестоко пожалеет, что не довел дело конца. Арн лично его отправит на тот свет. По всем обычаям. Впервые древняя родовая казнь не казалось ему жестоким пережитком прошлого. Даже наоборот, предки могли бы придумать что-нибудь и более изощренное. Мысль о мести терпкой сладостью перекатывалась на языке, не давая боли от потери близких прорваться в сознание, спасая.