«Бетти? Не раскисай», – говорит Фредди. Одинокое я! Всякое я одиноко. Отродясь! И нечего тут…
Она сидит в саду, качается в качалке. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Качалка скрипит. Она давно не занимается садом. Розы осыпаются, только кое-где несколько жалких цветков. Лепестки на земле, ветки. Ловушка для ветра разбита, кошки осторожно обходят осколки. Все тлен и запустение. Она не видит ничего. Ей все равно. Все равно. Она закидывает голову. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Скрип – скрип.
Если бы она была бабочкой, она улетела бы за четыре тысячи километров, через океан. Но она не может улететь, она же русалка. Здесь нет ни реки, ни моря. Ни даже захудалого пруда. Как ей утолить свою жажду, если вода отравлена?
…
Нет, нет, все хорошо, я люблю тебя, я так тебя жалею, милый мой, глупый!
А кто пожалеет меня, а что тебя жалеть, у тебя все хорошо, подумаешь – рыбий хвост! Русалка… «Как же ее зовут, эту русалку, – думает она. – Как же ее теперь зовут?»
Она примеряет свои имена, перебирает их, как шелковые платья: строгое, серое, правильное, с белым воротничком; уютное, домашнее, с кокетливым фартучком; забавное платьице в цветочек, милое и веселое. Вечная школьница, послушная девочка, все по линеечке, все по правилам – клетка входит в комплект. Хорошая хозяйка, идеальная жена, куколка в музыкальной шкатулке. Спящая роза в свернутом пространстве. Роза без шипов.
Элизабет… Лиза… Бетти…
Кто ты, маленькое одинокое я?
Голенькое и беззащитное…
Вишневая косточка.
Жила-была принцесса, и было у нее три имени.
Четвертого имени не знал никто.
Элизабет! Хватит рассиживаться. Опять ты заснула.
Лиза? Дорогая! Пора вставать.
Бетти! Бетти! Да очнись же! Скорей! Да вставай же ты скорей, он пришел, ты еще успеешь убежать, вставай, беги!
Он пришел, шипят кошки. Шипят и прячутся в розах. Она вздрагивает и открывает глаза. Он стоит над ней – молодой, сильный, голодный, злой. Неотвратимый. Как нож. Смотрит ей прямо в глаза. Светлые глаза, черные зрачки, карие глаза, светлые волосы как лунный свет, черные волосы как ночь, как же его зовут, не хочу, не хочу, пусть он уйдет, пусть он уйдет!
– Не надо! Не на-до! Не на… А-а-а!
– Ах ты, дрянь!
– Не-ет!
Sub rosa
На похоронах идет дождь. Черные зонты, черные плащи, черные шляпы.
– Сегодня мы хороним…
Она была хорошей дочерью. Прощай, я никогда тебя не любила. Верная подруга. Бедная, бедная девочка. Все так ее любили. В сущности, она была так одинока. Такая молодая.
Ты все перепутала. Это совсем не тебя хоронят.
Не меня? Ах да, меня уже похоронили. Закопали среди роз.
– Мы потеряли выдающегося ученого…
– Нам так жаль, дорогая! Нам очень, очень жаль…
– Его неоценимый вклад в развитие…
– Любимый учитель…
– Бедный, бедный Димитрий!
Черная шляпка, черная вуаль. Молодая вдова. Ни слезинки.
– А что вы хотите, на двадцать лет моложе.
– Соболезнуем вам, дорогая.
– Да что вы, на двадцать, на все тридцать.
– Ах, они были такой хорошей парой.
– Держитесь, милочка.
– Да она изменяла ему направо и налево.
– Перестаньте.
– А где же любимый ученик?
– Этот красавчик? Неужели его нет? Странно.
– А это кто? Дочь? Никогда не знала, что у Димитрия есть дочь.
– Бедная девочка!
Ни слезинки, а все плывет перед глазами, ах да, это же дождь, мокрые зонты черные скорбные лица… черные цветы… музыка все быстрее и быстрее… карусель вертится вертится карусель лица цветы музыка зонты взгляды шепот нам так жаль перестаньте так жаль да что вы все на одной ноте на одной ноте на одной ноте заело пластинку заелопластинкузаелопластинкузаело дождь…
– Перестань!