Ловушка для чужого жениха

И он понял ее. Казалось, Ахилл всегда знал, что ей нужно. Ритм становился все чаще, стремительнее, закручивая пружину возбуждения, пока Валентина не содрогнулась в бурном оргазме, захлестнувшем каждую клеточку ее тела. Через мгновение Ахилл рухнул на Валентину, излившись в нее горячей лавой. Он скатился с нее, и оба замерли в блаженной неге удовольствия.

Ахилл совершил ужасную ошибку. Он был взбешен и встревожен необузданной силой своего желания. Без сомнения, Валентина в постели была великолепна, но не более того. Никто лучше Ахилла Касилиериса не знал, к каким разрушительным последствиям приводит эмоциональная привязанность, лишавшая мужчину рассудка и воли.

Но Валентина – его ошибка. Он не обманывался на ее счет. Он слишком сконцентрировался на том, чтобы доставить ей удовольствие, лишив ее невинности.

Ему давно не приходилось никого опасаться. Он утратил эту привычку, что его теперь злило.

Ахилл откатился на край кровати и сел, обхватив голову руками. Он слышал за спиной мерное дыхание Валентины. Его принцесса крепко спала. Он взял ее не один раз. Ему показалось, что в последний раз она уснула, смежив густые ресницы прямо на нем, не дав ему выйти.

Ахилл осторожно спустил ее на кровать рядом с собой и прикрыл простыней.

Его неожиданно объяло желание защитить ее. Защитить от безжалостного себя, от своей холодной холостяцкой спальни. Он боролся с подступающей паникой, поддаваться которой никогда себе не позволял.

Положив руку на грудь, он почувствовал, как предательски сильно колотится сердце.

Он слишком сильно хотел ее, и вот какую приходится платить цену. Ему в голову не приходило остерегаться девственницы с родословной, и вот результат.

Он обрел способность чувствовать. Но Ахилл Касилиерис раньше отказывался чувствовать. Секс всегда был для него чисто физической потребностью. И ни мольбы, ни уговоры женщин не имели никакого значения. Но Валентина его ни о чем и не просила.

Он вскочил с кровати, хотя ему страшно этого не хотелось. Напротив, ему хотелось лечь рядом с ней, обнять и никуда не отпускать. Пробормотав себе под нос грязное греческое ругательство, Ахилл отошел к окну.

Простирающийся далеко внизу Манхэттен словно глумился над ним, сверкая яркими огнями. Он потому и приобрел пентхаус в самом дерзком из американских городов, что хотел чувствовать себя своего рода королем. Каждый раз, приезжая в этот город, воплощение американской мечты, он чувствовал гордость за то, насколько преуспел в жизни со времен нищего детства. В ранней юности Ахилл не представлял себе такого даже в самых смелых мечтах.

Но сегодня все его мысли были заняты этой медноволосой девственницей, которой еще предстояло открыть ему свое настоящее имя и которая подарила ему свою невинность с такой непосредственностью и энтузиазмом, что едва не прикончила его, заставив тосковать.

Раньше Ахилл никогда не тосковал и ни о чем не жалел.

Он не позволял себе желать несбыточного. И никогда не испытывал бессмысленной ностальгии по прошлому. Сегодня же Нью-Йорк словно смеялся над ним, потому что Ахилл оказался в затруднительном положении, чего раньше с ним не бывало. Город будто хотел отбросить его в прошлое, которое он использовал лишь в качестве оружия против самого себя.

Ахилл плохо помнил свою мать. А может быть, просто считал это сентиментальной слабостью. Ему было лет семь, когда она умерла, так и не сумев хоть как-то защитить детей от скотского поведения мужчины, за которого когда-то вышла замуж.

Деметриус был крупным, физически сильным и грубым мужланом. Он всю жизнь проработал докером. У него были огромные ручищи, которыми он не только таскал грузы, но часто пускал их в ход в семье. Дрался с собутыльниками, шпынял собаку, избивал жену и четверых детей. Ахиллу доставалось больше всех – он был пасынком Деметриуса. Его родной отец погиб, и мать вышла замуж за этого жестокого мужлана, который и собственных троих детей не щадил.

После подозрительной смерти матери, обстоятельства которой никто толком не расследовал, все стало еще хуже. Характер Деметриуса окончательно испортился. Он превратился в запойного пьяницу, вымещая злобу на детях. Он часто оставлял младших на попечении семилетнего Ахилла, пропадая из дома на несколько дней.

Оглядываясь назад, Ахилл понимал, что такое поведение отчима не могло закончиться добром. Но в то время он сам был ребенком. Тем не менее груз вины камнем лежал у него на сердце всю жизнь, несмотря на все его успехи и достижения. Что бы он ни построил, какую бы удачную сделку ни совершил – это не могло вернуть жизнь троим его сводным братьям. Ему поручили следить за братьями. Он отвечал за них и не справился. Это клеймо осталось с ним на всю жизнь.