Эмилия вспыхнула и, наконец, уселась на место, подтянув к себе ноги в мужских штанах. Уж лучше б на ней было платье в десять слоев, а не эта неожиданно сделавшаяся неловкой одежда. Впрочем, граф все равно на нее не смотрел, так чего ей стесняться…
И на колкость она ответила просто:
— Благодарю.
Так, в полном молчании, они плыли какое-то время. Светской беседы между ними все равно бы не вышло, а говорить на серьезные темы было не место, да и не время, конечно…
И вдруг граф спросил:
— Так куда вы теперь направляетесь… мистер Спенсер?
— В Лондон, — с запинкой ответила девушка. — Повидаюсь с деду… с мистером Солсбери и покину столицу.
— У вас в рукаве, словно туз, еще один покровитель? — все в том же язвительном тоне отозвался мужчина.
Эмилия очень серьезно, без осуждения на него посмотрела. И хоть сердце неистово трепыхалось в груди, ответила очень спокойно, с достоинством:
— Полагаю, у меня хватит сил самой о себе позаботиться, граф. Мне не нужен покровитель-мужчина: муж ли он, добрый ли дядюшка — все равно. Если бы я и искала чьй-то компании, то лишь потому, что… — Она замолчала и стиснула пальцы на своем саквояже, не желая договаривать очевидное.
Но граф все же спросил:
— И почему же… мисс Хартли?
Она глядела на воду, припоминая, как плыла на остров впервые, как предвкушала необычное приключение… встречу с этим вот человеком, не сумевшим теперь простить ей обмана.
— Не имеет значения, — ответила тихо. — Всё это пустое. — И погрузилась в себя.
Так они и простились на берегу, даже рук не пожали, словно чужие. Мисс Хартли казалось, это самое сложное, что она когда-либо делала в жизни, уходить от любимого человека, но жить без надежды на встречу оказалось впоследствии много хуже и муторней, и она испытала это отчаяние сполна. День за днем в продолжение двух следующих месяцев она, надевая мужскую одежду и касаясь шейного галстука, вспоминала другого мужчину и другой шейный галстук, неизменно идеально завязанный и заколотый драгоценной булавкой. А еще вспоминала теплые руки и чуть насмешливые глаза… И гадала, сделал ли этот мужчина предложение мисс Гортезии Хортон, как она предполагала.
Сама мисс Хартли о графе не спрашивала: ни у мистера Солсбери, чья переписка служила ей своеобразным, но утешением, ни у знакомых, по-прежнему обитающих в Лондоне. Именно потому, чтобы забыть, она и уехала прочь… Так зачем бередить лишний раз душу?
— В стойку, сэр! К бою готовьсь, — скомандовала Эмилия, и сделала выпад.
Даже занятая своими мыслями, она легко совершила полукруговой батман и оттеснила противника в сторону. Тот, совсем юный, судя по технике боя и порывистости движений, махал шпагой почти наугад — несмышленыш! — и его ответный рипост пришелся по той же линии, что и защита.
Много ждать от боя не приходилось, и мисс Хартли, расслабившись, снова погрузилась в раздумье. Ее отец был фехтовальщиком, что говорится, от бога, и Эмилия с детства махала шпагой, играя не в куклы, а в войну, как заправский мальчишка. Когда отец умер, передав ей свое мастерство, и мисс Хартли осталась одна без средств к существованию, талант фехтовальщика пришелся ей кстати: друг отца, нарядив ее парнем, взял Эмилию на испытательный срок учителем в свою школу. Она натаскивала богатеньких мальчиков в фехтовании и неплохо себя содержала, но потом объявился граф Солсбери и сказал, что отец попросил о ней позаботиться… Что ж, она была рада попробовать новую жизнь, пусть даже возненавидела женские платья, корсеты, чулки и туфли на каблуке, стеснявшие каждый шаг. А потом… новая жизнь кончилась так же стремительно, как и началась!
Не стоило и пытаться.
В зал вошел новый противник. Эмилия удивилась: бой с мальчишкой был заключительным на сегодня. Или Гаррет взял нового ученика, не сказав ей ни слова?
— Сэр, вы на спарринг? — спросила она, отводя взмокшие волосы от лица.
И сердце запнулось вдруг, узнав мужчину напротив.
— Граф Дерби, — прошептала она едва слышно сухими губами. — Что… что вы здесь делаете?
— Беру урок фехтования, разве не ясно? — отозвался он без улыбки, вскинув брови.
— Но…
— Я заплатил за урок. — И скомандовал: — К бою готовьсь! — Встал в стойку и выставил шпагу.
Ноги мисс Хартли, будто приросшие к полу, не двигались с места, а от тока крови в ушах она совершенно оглохла.
Что он здесь делает?
Как узнал?
Приехал мучить ее?
Боже мой, она и забыла, насколько он привлекателен, когда хмурит брови! А когда улыбается…
— Мистер Спенсер, мне обещали отличного фехтовальщика, а не боксерскую грушу! — Эмилия отмерла, когда кончик клинка ткнулся ей в руку.
Она не сумеет…
… снова взять себя в руки, когда он уедет.
Зачем он делает это?
Злость поднялась в ней, придав смелости сделать первый удар. А сделав его, Эмилия словно с цепи сорвалась: казалось, вложила в клинок всю обиду, разочарование, злость и махала им, как оголтелый вояка, поминутно меняя тактику и местоположение. Но Дерби, уступавший ей в ловкости и сноровке, все-таки оставался неуязвим: пренебрегая правилами, он нападал со всех сторон разом и все-таки парировал удары с удивительной точностью.