Ловушка для папы

– Дон Совиньи, – голос незнакомца звучал жёстко, как каменные ступени храма. – Вы видите, что я хожу по улицам в простой сутане. И менять её не собираюсь, ибо не следует плотскому брать верх над духовным. И все братья нашего ордена отринули мирские желания, боясь загубить ими свою бессмертную душу. Я готов сделать вид, что не слышал ваших последних слов, если вы дадите мне ответ на остальные вопросы.

– Конечно, отвечу, падре. Не хотите выпить квасу? Это популярный напиток у меня на родине, отлично освежает в жару. Кстати, а могу я, раз уж вы были так любезны, сам посмотреть эти жалобы?

– Только из уважения к вам, дон Совиньи, и только при мне. Они ещё даже не переписаны.

Шорох… Снова звон, глухой стук…

– Эй, кто там, вашему брату плохо!

Когда Хесус, не выдержав, вбежал в гостиную, там уже толпилась пятёрка монахов. Все как один крепкие, с выбритыми на головах тонзурами, в простых потёртых сутанах, перевязанных лыковыми верёвками. Они держали на руках ещё одного, который отличался лишь надетой сверху несвежей пурпурной мантилеттой. Дон Совиньи в недоумении стоял чуть в стороне и нервно мял в руке жемчужные чётки с привязанным золотым крестом. В своём чистом костюме он смотрелся среди неопрятных, пахнущих немытыми телами, монахов, неуместно, как золотой реал в дорожной пыли.

Гость в мантилетте тяжело дышал, лицо его было странного сине-зелёного цвета, руки безвольно свисали по сторонам тела. Двое братьев держали умирающего на руках, а трое разом повернулись к хозяину дома.

– Я не понимаю… – неестественным, испуганным голосом проговорил дон Совиньи. – Отец Джерардо пришёл ко мне за этим, – он протянул руку с крестом. – Мы договаривались уже давно, но подарок прислали мне только сейчас. Он попросил попить. Я налил кваса. Он сделал глоток и упал. Но квас не отравлен, клянусь. Смотрите!

Последние слова Василий Лукич почти прокричал, после чего налил себе из глиняного кувшина в медный бокал и жадно выпил.

– Вот. Это я ему и наливал.

Монахи поражённо молчали. Один из них взял в руки подарок. Некоторое время он задумчиво перебирал чётки, и братья, как заворожённые, смотрели, как мелькают и переливаются жемчужины в грязно-серых пальцах. Наконец он положил крест за пазуху. В полной тишине раздался шумный вздох.

– Отошёл… – еле слышно прошептал один из державших гостя.

– И со духом твоим, – нестройно пропели все пятеро на латыни, после чего, явно не зная, что делать, неловко, то и дело перехватывась, забрали тело, и вышли. Через минуту один из них вернулся, смущённо схватил кувшин с квасом, и стремглав выскочил за дверь.

Дон Совиньи некоторое время стоял неподвижно, прислушиваясь к происходящему снаружи. Наконец, еле заметно кивнул, схватил со стола нетронутый бокал с остатками напитка, резким движением вылил квас в окно и тщательно протёр посудину чистой ветошью.

– Алита! – крикнул он в никуда.

Через секунду в дверях появилась девушка. Хесус уже встречал её в доме – она через день приходила убраться, постирать одежду. Мальчик каждый раз смущался, встречаясь глазами с её насмешливым, многообещающим взглядом. Но сейчас Алита сама застыла в испуге, нервно комкая пальцами подол длинной коричневой юбки.

– Вымой посуду, девочка, – дон Совиньи указал рукой на стол. – Тщательно.

Служанка стояла, будто боясь двинуться с места.

– Алита!

– Ой, – пропищала девушка и вдруг закрыла лицо руками. – Что же теперь будет, дон Совиньи?

– Ничего, – такого голоса у Василия Лукича Хесус ещё не слышал. Слова звучали как стук клинков. – Я в этом не виноват. Если господь решил призвать отца Джерардо в моём доме, это дело божье. И как я могу в него мешаться?

Весь оставшийся день мальчик ходил, как в воду опущенный. Он и предположить не мог, что священник, глава местного ордена доминиканцев, умрёт прямо у них в доме. То, что монахи после этого случая не забрали Василия Лукича на инквизицию сразу же, казалось чудом.

Мельхиор, будто знал, не появился, занятия в тот день не было, и Хесус до вечера оказался предоставлен самому себе. Мальчик пытался читать урок самостоятельно, но буквы перед глазами разбегались, выстраивались в факельное шествие, текст проходил мимо сознания, а в голову, против воли, лезли те самые дорогие жемчужные чётки с подвешенным к ним золотым крестом. На вид украшение казалось куда тяжелее и дороже, чем тот несчастный самородок, что привёз Хесус. Однако, дон Совиньи без малейшего сомнения отдал его псам божьим. А вечером, когда мальчик неподвижно сидел на коврике перед столом, Василий Лукич тихонько подошёл к горящей на стене свече и, не сказав ни слова, сжёг две какие-то бумажки. На вопросительный взгляд своего ученика он лишь приложил пальцы к губам.

Хесус несколько мгновений помолчал, а после понимающе кивнул.

– Собери с вечера свои вещи, – как о чём-то обыденном сказал дон Совиньи. – Утром выезжаем.

Глава 10 Ротор – чемпион