Ловушка для птиц

Непьющая, истязающая себя самыми разными диетами, процедурами и витаминными комплексами Катя тогда страшно напилась. Она плакала в коленях у Брагина и через каждые три минуты задавала один и тот же вопрос: почему так несправедлива жизнь? Почему у Лизон – целых две крошки, а Кате бог не дает и одной? Или эти похабные девки, шлюхи, давалки, раздвигающие ноги с тринадцати лет и бегающие на аборт каждые полгода? Почему бог их не накажет, а раз за разом наказывает Катю? Почему так, почему, Сережа?

Тогда-то Брагин и сломался.

– Пойдем, – сказал он. – Пойдем, отнимем у Лизон лишнего ребенка. И у каждого будет по одному. Это же справедливо?

Кажется, Катя испугалась и заплакала еще горше, и Брагин полночи утешал ее, крепко обнимая и прижимая к себе. А на рассвете он проснулся оттого, что жена смотрела на него, не отрываясь.

– Что? – тихо спросил он.

– Ты меня бросишь, – еще тише ответила она.

– Не говори глупостей. Я люблю тебя и не собираюсь бросать.

– Это я во всем виновата.

С некоторых пор тема ее вселенской вины стала основной в жизни Кати.

– Не говори глупостей, – рассердился Брагин.

– Рано или поздно это произойдет.

– Что именно?

– Ты встретишь женщину… Девушку… Которая родит тебе детей. Продолжателей рода. Ведь для мужчины это важно – продлить свой род.

Она ждала очевидного ответа, хотя не задавала вопроса, просто констатировала факт. Она ждала, но Брагин молчал.

– Ты ее встретишь и уйдешь от меня. И будешь прав, и мне не в чем будет тебя упрекнуть. Ты и так слишком долго… – Она не смогла договорить и сухо, бесслезно зарыдала.

И Сергей Валентинович не выдержал. Он сгреб Катю в охапку, прижал к себе ее тело – легкое и такое родное, так привычно пахнущее ванилью и миндалем (ей нравятся кремы с ванилью и миндалем и лавандовое молочко) – и еще чем-то очень чистым, очень детским.

Их нерожденным ребенком, да.

– Что же нам делать? Что нам делать, Сережа?

Катя билась в руках Брагина: сначала сильно, а потом все слабее и слабее, как замерзающая на лету птичка, а он все никак не мог согреть ее.

– Давай усыновим ребенка.

Эта мысль и раньше приходила ему в голову – как естественная защита против надвигающегося Катиного безумия (если все и дальше пойдет такими темпами, то оно не заставит себя ждать). И как спасательный круг. Для них обоих и для какого-то неизвестного малыша, который будет расти в любящей семье, а не в детском доме. До сих пор он не озвучивал такую простую и единственно верную мысль, но теперь время пришло.

– Что? – переспросила Катя.

– Давай усыновим ребенка.

– Это невозможно.

Она выпросталась из мужниных объятий, отодвинулась от Брагина и теперь смотрела на него, склонив голову к плечу. Действительно, птичка, да и только.

– Почему невозможно? Раз уж так получилось… Может, хватит истязать себя? Тысячи пар это делают. Каждый день. И живут счастливо. Все счастливы, понимаешь?

– Это невозможно, – снова повторила она. – Все счастливы, да? Ты не знаешь, о чем говоришь!

– Ты знаешь?

– Я знаю, кто оказывается в детских домах. Дети из неблагополучных семей. С дурной генетикой, потому что ничего другого, кроме дурной генетики, наркоманы и алкоголики не продуцируют. И если сначала это не выходит на поверхность, то потом обязательно вылезет.

– Ну, не все же там – дети алкоголиков и наркоманов. Жизненные обстоятельства бывают разными.

– Может, и не все, но… Одна моя знакомая как-то усыновила сразу троих. Сначала девочку, а потом ее младших брата и сестру. Давай, спроси меня, что было потом!

– Что было потом? – на автопилоте спросил Брагин.

– Старшая со временем стала уходить из дому и жить с какими-то бомжами, которые дом обнесли, – с каким-то гибельным сладострастием начала рассказывать Катя. – А потом нашла родного папашу-наркомана… А мать к тому времени загнулась от передоза. Так вот, девчонка заявила, что с папашей ей лучше. Лучше, понимаешь? Ей лучше спать на зассанном тряпье, чем в нормальной постели, в своей собственной комнате. И лучше ширяться, чем учиться в школе и ходить в художку. Или на музыку. А у мальчика обнаружили шизофрению… – А третья девочка оказалась аутисткой.

Брагин зло прервал ее:

– И что это за знакомая? Я ее знаю?

– Нет. Не знаешь. Это… недавняя знакомая.

– Что же она сделала с детьми? Вернула обратно?

– А что еще оставалось? Хочешь сам через это пройти?

– Да.

– Это будет не твой ребенок. Не твоя плоть и кровь. И он никогда не станет твоим, хоть убейся. И ведь даже претензии никому не предъявишь.

– А если просто попробовать полюбить? Вдруг получится?..

Больше они не возвращались к этому разговору – как будто его и не было. И внешне ничего не поменялось, и Катя все так же сдавала анализы и таскала на них Брагина. Вот только прежнее неистовство ушло, как будто все у Кати выгорело изнутри.

Остался только накопившийся за годы новогодний пепел.