Ловушка для птиц

Брагин злился на себя. Злился на камеры, которым не удалось зафиксировать никого, кто выходил бы с красным рюкзаком из автобуса № 191 по всему маршруту следования. В записях неплохо был представлен Невский с толпой китайцев у Гостинки, пробивающих себе путь в салон чемоданами и сумками. И что это только приключилось с ними? И куда подевался транспорт, на котором обычно передвигаются группы? Одиночные пассажиры, а также пары и несколько малочисленных компаний тоже имели место быть, но и здесь рюкзак не отыскался.

Об этом Брагин узнал из отчета Гавриковой и Солопченко – двух практикантов, которыми честный человек В. К. Столтидис усилил группу. Сказано – сделано, получай, Сергей Валентинович, людей. И Гаврикова (строгая девушка), и Солопченко (юноша, находящийся в патологической зависимости от строгой девушки) показались Брагину толковыми ребятами. Готовыми тратить время на рутину в ущерб шерлокхолмсовской высоколобой аналитике. Не старой, а новой, воплощенной английским актером Бенедиктом Камбербэтчем в лихом, но чрезвычайно оторванном от всех правоохранительных практик сериале.

Кроме того, креативная Гаврикова предложила кинуть клич по владельцам автомобильных видеорегистраторов, оказавшихся на пути следования маршрута: если уж уличные камеры не помогли, вдруг кое-что зафиксировали именно регистраторы?

После небольших прений от этой идеи было решено отказаться. Слишком много времени прошло со дня преступления, слишком широко пришлось бы забрасывать невод. Но в порядке внерабочей инициативы…

Тут-то Брагину следовало прикусить язык. Одна из внерабочих инициатив опера Однолета закончилась Филиппом Ерским, лежащим на матрасе, в пустой квартире, с простреленной головой. Однолету же удалось оперативно поговорить с хозяйкой квартиры, оказавшейся известным и постоянно гастролирующим театральным деятелем. Кто конкретно и в какой последовательности проживал, деятель не помнила, и, судя по всему, там был самый настоящий проходной двор. Таким образом подтверждались все ночные пророчества районного следака Телятникова, который высказался в том духе, что сраной богеме ни в коем случае нельзя доверять. Сама измажется черт знает в чем – и остальных измажет.

Филипп Ерский, по здравом размышлении, тоже был сраной богемой, только куда более занимательной, чем все остальные ее представители. Более опасной. И… он совсем не был похож на классических музыкантов, терзающих инструменты в сольных партиях. Достаточно было вспомнить виртуозов, которых они с Катей видели в Мариинке, Филармонии, Большом зале Консерватории, и залах поменьше – у Финляндского вокзала, например.

Люди как люди все эти солисты. Ничего выдающегося, даже наоборот. Стертые физиономии, тонкие (или наоборот – в три обхвата) руки; ну и ноги – соответственно комплекции. Музыкальные самоистязания не оставляют времени на спортзал, чтобы подкачаться и привести себя в относительный порядок.

Не то – Филипп Ерский.

Писаный красавец, с отличной фигурой. Не великан, но и не карлик, – так что среднестатистическая женщина без всякой опаски может взгромоздиться рядом с ним на каблуки. Понятное дело, что среднестатистической женщине хотелось бы эти каблуки не надеть, а снять. А заодно снять верхнюю одежду и нижнее белье – и рухнуть в объятия новоявленного Алена Делона. А потом в изнеможении перебирать его искусственные косички. Паша Однолет даже сообщил Брагину, как называются косички, но слово напрочь вылетело из головы Сергея Валентиновича.

Какое-то совершенно несерьезное.

Слово забылось, да, но сами косички Брагин помнил во всех подробностях. Уж очень любопытные вещицы были к ним прикручены. Крошки-инструменты (и здесь солировала скрипка), микроскопические игральные кубики, монетки, фигурки людей и животных. И не только фигурки – но и бусины, и камешки в сетке. Этот летучий отряд так запал в сердце Игорю Самуиловичу Пасхаверу, что тот даже провел его экспресс-анализ. И оказалось, что фигурки не простые, а золотые, в прямом смысле этого слова. А кое-какие – даже платиновые. И камни, вплетенные в косички, – драгоценные. Не сплошь все, есть и просто поделочные, но пару необработанных алмазов Пасхавер выловил.

– Тысяч на двенадцать-пятнадцать гринов потянет, – заявил судмедэксперт Брагину. – Больше вряд ли, хотя мог бы. С умом человек подошел.

– Думаешь?

– А то! Они, конечно, в глаза не бросаются, но какой-нибудь опытный чудила на таможне заинтересоваться может. И погонит к красному коридору, декларацию заполнять. А у парня все под зеленый коридор заточено, до десяти тысяч вывезти – святое дело.

– Отъездился уже, – меланхолично заметил Брагин.

– Это да.

Самое смешное, что косички легко и непринужденно расстались с головой покойного Филиппа: они были просто вплетены в подшерсток. Основа из ниток мулине, обвязанная такими же нитками. Работа выполнена аккуратно, но ее исполнитель так и не нашелся. Очевидно, Филипп Ерский развешивал свое богатство на волосах вдали от родины – в Валенсии или Карловых Варах.