– Теперь, – сказал он, – почему бы тебе не рассказать мне, как жизнь? – Он вернул чашку на блюдце, и она слегка звякнула. Грэйс поняла, что он нервничал. Возможно, он тоже готовился к этому разговору. Весёлое благодушие у школы было притворством, как игривые прыжки Чарли вокруг незнакомца, в котором он не был уверен.
Так что она серьёзно отнеслась к его вопросу и заговорила с ним, как стала бы говорить с социальным работником в один из её ежемесячных визитов, о школе и о том, как хорошо она написала контрольную по математике, и какой сложный французский, и о поездке в музей Хэнкок в Ньюкасле. Сперва он слушал внимательно, но потом отвлёкся. Наконец он перебил:
– Наверное, тебе интересно, почему я не искал тебя раньше.
– Нэн не говорила мне, где ты.
– Не вини её.
– Она все ещё там?
– О, она всё ещё в фургоне. Они пытаются убедить её переехать в дом до зимы. Она обуза. В конце концов она переедет, но ей нравится заставлять их попотеть.
– Их?
– Социальных работников, сотрудников жилищного управления, всезнаек. Мою чёртову семью, как будто это их касается.
– Но я думала, она твоя семья.
– Ты о чём?
– Я думала, она твоя мать.
Он запрокинул голову и издал громкий смешок, похожий на лисий лай.
– Нэн? Нет, конечно нет. – Затем, заметив, что Грэйс покраснела из-за совершённой ошибки, он добавил мягко: – Но близко. Она присматривала за мной, когда я был маленьким. – Он поглядел на неё через скатерть: – Разве ты ничего не знаешь? Тебе не рассказывали?
– Мне дали фотографию. Ты стоишь перед домом. Много мусора.
– Я помню её! – Он вроде бы обрадовался. – Это лето, когда мне разрешили остаться в районе при усадьбе. До того, как твоя мать спасла меня.
– От чего? – Она восприняла утверждение буквально и представляла грабителей, пиратов, захватчиков заложников.
– От меня самого, разумеется. – От потёр ладони и засмеялся. – От меня самого.
– Это не было похоже на район. Фотография.
Она думала о районе, в котором жила с Фрэнком и Морин, об аккуратных переулках с барретовскими домами, в которых жили другие приёмные родители. Теперь он, казалось, понял.
– Приусадебный район – другое название для земли, примыкающей к большому дому, – сказал он. – В данном случае Холм-Парк, Ленгхолм. – Он посмотрел на неё. – Слышала о нём?
Она покачала головой.
– Тогда ты не видела Роберта. Или маму.
– Я видела только Нэн.
– Так вот как они всё повернули. – Он выглядел шокированным, но одновременно удовлетворённым. Грэйс подумала, что это как если бы кто-то, кого вы терпеть не можете, оправдал ваши худшие ожидания, так что можно сказать: «Вот видите, какой он. Я всегда говорил».
– Кто такой Роберт?
– Мой брат. – Он сделал паузу. – Мой старший брат.
– Где ты живёшь?
Впервые он уклонился от ответа.
– Ничего особенного, – сказал он. – Ничего похожего на Холм-Парк. И ничего, куда я мог бы забрать ребёнка.
– Я не хочу, чтоб ты меня забирал. Я просто хочу знать.
– Нет смысла, пока я не обоснуюсь где-нибудь.
Он встал, и она пошла за ним к двери. Было только пять часов, и Грэйс ожидала, что он отведёт её куда-то ещё. В конце концов, он говорил, что у них полно времени, которое можно провести вместе, но у ресторана он неловко пожал ей руку.
– Ты дойдёшь домой сама? – спросил он.
Она ответила, что дойдёт.
– Буду на связи, – сказал он и быстро ушёл, не обернувшись.
Глава двадцать третья
Проведя четыре недели без известий от отца, Грэйс решила взять дело в свои руки. Ей было известно, что часто необходимо подтолкнуть людей к совершению правильного поступка. Некоторые из парней в Лорел Клоуз никогда бы не ходили в школу, не отвези их туда Фрэнк и не присмотри, чтобы они зашли внутрь. Что-то в её отце напомнило Грэйс тип плохиша, из тех бедовых, которые принимают наркотики или поджигают здания потехи ради.
За завтраком она сказала Морин, что будет поздно со школы, потому что собирается на встречу общества естествознания. Морин сгорбилась над скамьёй на кухне, намазывая маргарин на нарезанный хлеб для ланчей, как будто, как она часто говорила, ей мало было целого дня работы. Она на секунду обернулась.
– Хорошо, детка. Я знаю, мы можем доверять тебе.
Грэйс при этом ощутила укол совести, потому что Морин непременно узнает, что она солгала. Она обидится, что Грэйс сперва не поговорила с ней.
В полдень, вместо того чтобы стоять в очереди, чтобы съесть свой сэндвич в школе, она ускользнула в телефонную будку на дороге. У аудитории шестого класса стоял платный телефон, но она слишком нервничала, чтобы туда пойти. Шестиклассники в своей одежде, не в форме, говорившие уверенными голосами о музыке и вечеринках, были страшнее учителей.
На дороге было шумно. Грэйс набрала номер, который списала с листка, приклеенного дома рядом с телефоном, но едва расслышала сигнал. По-матерински заботливый голос ответил:
– Здравствуйте. Социальная служба. Округ шесть.
– Можно, пожалуйста, поговорить с мисс Торн?
Социальный работник все ещё называла себя мисс Торн, хотя Грэйс думала, что в прошлом году она вышла замуж. Появилось кольцо, и она смягчилась, стала слушать с большим вниманием.
– Кто говорит?