Ловушка Малеза, или О счастье жить в плену необычной страсти, мухах и причудах судьбы

Даже на Эланде или Готланде, этих гигантских, по сравнению с моим, островах, где многие поколения энтомологов, выбиваясь из сил, ловили мух со времен Линнея, — даже там за четверть тысячелетия не сумели отыскать столько видов, сколько нашел я за семь лет. Цифра говорит кое-что об острове и, вероятно, немного о глубине пуговицеведческой западни, однако больше всего — о возможностях неподвижного образа жизни. Когда я состарюсь, то, наверное, буду изучать мух в саду, сидя на солнце возле спиреи и буддлеи Давида, подобно калифу в Эдемском саду, со шлангом эксгаустера во рту, словно он соединен с опиумной трубкой.

Поймите меня правильно. Мы говорим об охоте, доставляющей удовольствие, и только. Конечно, я мог бы привести много важных и действительно разумных причин, почему следует собирать мух. Причин научных и связанных с природоохранной политикой. Возможно, я к ним еще вернусь, позднее, но было бы лицемерием начинать с чего-то, кроме чистого удовольствия. Кстати, я отнюдь не миссионер. Собирателям это обычно не свойственно. Искать понятные окружающим объяснения нас, скорее всего, заставляет то, что мы чувствуем себя одинокими. Если я скажу, что собираю журчалок главным образом для того, чтобы исследовать изменения в фауне, кто угодно сможет меня понять и даже оценить мои усилия. Но это ложь. Просто потому, что радость — штука непростая. Тот, кто сам не попадал в эту ловушку, ничего не знает — в этом отношении я присоединяюсь к Томасу де Квинси, который в "Исповеди англичанина, любителя опиума" дает отпор всем, полагающим, что они сведущи в вопросе о том, как опьянение воздействует на беспокойную душу:

По поводу всего уже написанного на данную тему, исходят ли эти сведения от путешественников в Турцию (с незапамятных времен почитающих ложь своей неотъемлемой привилегией) или от профессоров медицины, пишущих с присущим их статусу непререкаемым авторитетом, я могу лишь высказать одно решительное суждение: ложь! Ложь! И еще раз ложь!

Сам он оказался полностью во власти опиума, и зашел так далеко, что его широкий круг интересов на пике кризиса сузился до изучения политической экономии — предмета, который, во всяком случае в то время, считался прерогативой "ничтожеств и жалких отбросов ума человеческого". Де Квинси, естественно, тоже мог ограничиться описанием негативной стороны происходящего, беды и горя, ведь тут он был первейшим экспертом, в точности как и мы, энтомологи, можем дни напролет распространяться о пагубном воздействии разграбления и загрязнения природы на самую мелкую живность.

Тем не менее у него между строк все время просачивается счастье опьянения:

Но пришло время покончить с этим эпизодом и возвратиться к счастливым для меня годам. Я уже говорил, что, поскольку счастье является предметом для всех нас столь важным, мы с удовольствием внимаем опыту любого, кто готов им поделиться, будь то даже юный батрак, чей плуг едва ли особенно глубоко проникал в неподатливую почву, где произрастают человеческие муки и радости, и чьими экспериментами не движут какие-либо высокие научные принципы.

При всем своем желании я не могу утверждать, что особенно глубоко пропахал почву, на которой произрастает счастье, а к почве, где произрастает беда, почти и вовсе не прикасался, но, как бы то ни было, задним числом у меня появилась твердая уверенность в том, что Рене Малезу это делать доводилось.

В удачный день ловушка могла приносить более тысячи особей.

Это было только началом.

5. Архипелаг Пуговицеведения

Выражение "пуговицеведение" создал Август Стриндберг. Он был взбешен, и ему требовалось ругательство. Старые не подходили, и он изобрел новое. Забавно, что произошло это в новелле "Остров блаженных". Написал ее Стриндберг в Швейцарии в 1884 году, и она, как у него принято, была в основном местью за всевозможные обиды.