– Похоже, им надоела рыба. – Стриж, не мучаясь раздумьями, отобрал у Тихони половину булки и принялся жадно есть. – А барчук кто? – прошамкал сквозь забитый рот.
– Паныч? – Панянка наконец-то посмотрела на Стрижа – неодобрительно.
Тихоне стало стыдно… и одновременно стыдно за свой стыд. Это когда еды полно, можно булку… с ножом и вилкой употреблять. Посмотрел бы он на эту… Панянку, наголодайся она, вот как они за два года в лесах!
– Кузен. Из города. В городах сейчас голодно, а тут можно прокормиться. – Голос Панянки звучал сухо и равнодушно, но Тихоне показалось, что разговор ей не нравится. – А вы… тоже родственники? Видно стало, как отмылись. Он – твой брат? – Она кивнула на Стрижа.
– Это он – мой брат! – щербато ухмыльнулся Стриж. – Панянка… в смысле, которая там… Хоть знает, что у неё тут не только немцы гостюют?
Если уж отрядный разведчик чего решил узнать – он это узнает, и не панянкам с ним тягаться!
– Знает, что ей следует знать, – ещё суше отрезала Панянка. – Чего не следует – не знает.
Понятно. Навроде полицаев в Белоруссии, что и немцам прислуживали, и сведения партизанам поставляли в надежде, что это им поможет, когда советская власть вернётся.
– После победы небось рассказывать будет, как партизан кормила. – Стриж ссыпал в рот бережно собранные в горсть крошки.
Вадька горестно посмотрел на свою половину булки – поздно гордость показывать! – и, отломив кусочек, отправил в рот.
– Тихоня, тебя здешние паны покусали? Манерами заразился? – скривился Стриж.
Вот же… язва! Тихоня замер под скрестившимися на нём взглядами. И что теперь – начать демонстративно жрать, чтоб эта… Панянка не заподозрила, что он из-за неё…
– Оружие! – прервал его чужой голос, раздавшийся, казалось, над самой головой.
Пальцы Паненки стиснулись на автомате, все трое замерли, оглядываясь по сторонам.
– У правительства Сикорского[36]
с вашим договор… – продолжал голос, в котором отчётливо слышался польский акцент.– Отчего оружия у меня не прибавится! – резко ответил голос комиссара.
Из узкого и маленького, больше похожего на отдушину, окошка под крышей барака вился сизый дымок. Остро запахло махоркой.
– Чего ваше лондонское правительство вам оружия не шлёт? – проворчал дядька Йосип.
– Оно шлёт. Но мало… и далеко.
– А у меня всё близко! – буркнул комиссар. – До немцев дойти и взять. Давайте ваших людей, будем вместе ходить. Вон в отряде Макса[37]
у всех оружие.– Мы бы хотели, чтобы польские формирования сохраняли самостоятельность. Чтобы поляки сами освобождали Польшу, – ответили ему.
– Не освободите вы никого, – устало бросил комиссар. – У вас ни государства, ни армии.
– У них в 1939-м и государство было, и армия была, а немцы всю территорию за месяц захватили! – насмешливо хмыкнул Йосип.
– Не всю немцы. – Голос старшего ксендза напоминал шипение разъярённой змеи. – Советы тоже поучаствовали.
– Я-то в ту пору ещё советским не был. В Луцке в тюряге сидел за членство в Коммунистической партии.
– Мы забрали Брест у немцев! – оборвал комиссар, и голос его был жёстким и шершавым, как наждак. – Все польские войска там к тому времени были немецкими пленными.
– Вы их тоже на свободу не отпустили! Кто в Сибири, кто расстрелян. Хотите теперь, чтоб мы вам сами сведения о наших людях дали?
– Вы хоть просто сведения давайте! По железнодорожным перевозкам: какие эшелоны, с чем, куда… Моя задача, чтоб отсюда на фронт к немцам не шла ни техника, ни люди, ни горючее. У них последний шанс на нас навалиться. Если сдюжим под Курском, тогда уж и с наших земель их погоним, и вашу Польшу освободим. Или вам мало, сколько у вас уже людей убили, ещё под немцем побыть охота?
– Тяжело это вам придётся. – Голос младшего ксендза звучал с насмешливой недоверчивостью. – Может, пане, вы после двух лет бойки с немцами и в Рейхстаг надеетесь войти?
– Поможете, вместе войдём. – Тон комиссара был невозмутим.
– У нас мало сведений по железной дороге, – проворчал старший ксендз. – Шуцманы все из местных.
– Значит, и с ними надо договариваться, – объявил комиссар.
Мгновение в бараке царило молчание, а потом раздался дружный тройной вопль:
– Нет!
И громче всех кричал… дядька Йосип.
– Это что же… – Голос его вдруг стал глухим, страшным, сиплым. – Договариваться с теми, кто мою Цилю… и сына с дочкой…
– И с ними, и с другими. Ради Победы, чтоб война закончилась…
– Да я! – взревел Йосип.
Сидящая под стеной барака Панянка вдруг закинула автомат на плечо… и решительно распахнула дверь:
– А не пойдёт ли пан с нами? Дуже потребуемо помощи, просто терпеть уже без пана невозможно!
– Без меня невозможно? – недоумённо откликнулся дядька. – Да что я такого могу…
– Иди, Йосип, – сочувственно, но в то же время настойчиво сказал комиссар. – Помоги, коли надо.
– Понятно. – Послышался скрежет ножек отодвинутого табурета, тяжёлые шаги, и дядька появился на пороге.
– Пойдёмте, панове! – позвала Панянка. – Не будем мешать.
– Зачем идти-то? – проворчал Йосип, следуя за ней. – Думаешь, я не понимаю, зачем ты меня вызвала? Чтоб я вам дипломатию не портил.