Ловушка Пандоры (СИ)

Ева отворачивается от малыша и, повернувшись к Адаму, ласково касается его щеки.

— Адам, тогда давай сделаем это сейчас, — с мольбой в голосе просит Ева. — Иначе я не смогу. Я хочу как можно скорей покончить с этим.

— Что ж, — забирая прядь золотых волос ей за ухо, подытоживает Адам. — Я тоже считаю, что медлить опасно. Он скоро окончательно войдёт в силу. И тогда приведет сюда своего отца — Михаила, а за ним и нашего отца.

Адам подходит к дереву. Оно услужливо наклоняется, вручая ему ребёнка, он осторожно берет его на руки. Малыш доверчиво протягивает ему своего единорога, и Адам не сдерживает улыбку, но дар не берет. Ева же старательно отводит взгляд, будто ей мучительно это видеть.

Они останавливаются у огромного гранатового древа. Его корни обнимают ящик.

Адам спускает малыша с рук и подходит к Еве.

Ева поглаживает корешки дерева, и они медленно втягиваются в землю. Она берет ящик. Черный, испещренный письменами ящик. От него исходит какая-то необъяснимая, противоестественная жуть.

Ане делается страшно за малыша.

— Вместе, — шепчет Адам.

— Вместе, — грустно повторяет она.

Они приоткрывают крышку. И сразу же пытаются опустить её обратно. Но крышка, несмотря на все их усилия, продолжает открываться. Адам и Ева в ужасе бросают ящик на землю и наваливаются на него, пытаясь закрыт его своими телами, но поздно. Ящик утягивает их в себя. И разворачивается воронкой над садом. Бездну не остановить. Она поглощает всё на своём пути, беснуется, кружит, обращая всю красоту в ничто.

Игрушечный единорожек падает на траву. В мальчика летит бездна. Серость забивается в глаза, он трёт их кулачками и начинает хныкать.

Аня хочет схватить его, унести отсюда, спрятать, закрыть собой. Но её будто и вовсе здесь нет.

В синем свете исчезает фигура ребёнка. Свет отгоняет бездну, но пораженный ею, становится тусклым и мутным. Тяжелый взмах крыльями, и перестук копыт золотыми искрами рассекает серость.

Единорог в комнате, вновь обратившись маленьким мальчиком, сидит в манеже. Но это уже не тот мальчик, что был прежде. Он принёс в себе бездну. Он поразительно спокоен. Глаза мертвые, чёрные. Мимика застыла в равнодушной гримасе. Аня с ужасом узнает в малыше Илью.

Илья стремительно взрослеет.

Он стоит возле неё. На губах его холодная усмешка. Он держит в руках факел. И… Кидает его прямо в Аню. Аня горит. В черных зрачках Ильи отражается огонь.

Проснулась от собственных криков. Сердце колотилось в ушах. Её бросало в жар и вместе с тем знобило. Взмокшие от пота сорочка и волосы неприятно липли к телу.

Она не могла больше нырнуть в спасительный сон, как ни старалась. Блуждающий взгляд не доставал до слишком высокого потолка и не знал за что зацепиться, он терялся в темноте и бродил там потерянный и одинокий. Кровать, как необитаемый остров. Хотелось живого человеческого тепла. Но всё её тепло принадлежало мёртвым.

И мысль, с которой она каждый раз просыпалась, не давала покоя. Ей казалось, что Илья умер. Навязчивая идея разрасталась до такой степени, что она чуть ли не воочию видела его труп, который лежит за стеной и остывает совсем рядом с ней, разделенный одной лишь стеной, одним коридором.

Аня крутилась, гнала эту чушь прочь, но тревога не отпускала, тревога сжимала свои объятья так крепко, что Ане ничего не оставалось, как унять себя действиями.

Она поднималась и тайком выбиралась на его территорию. На ночь Илья плотно закрывал рольставни, поэтому в спальне всегда царила абсолютная тьма. Идти по этой тьме было жутковато.

Она на ощупь подкрадывалась к его кровати. Вставала и, затаившись, слушала, как он мерно дышит во сне. Его дыхание успокаивало, напряжение спадало, и Аня шла обратно к себе.

Только убедившись, что он жив, ей удавалось заснуть. Пусть и лишь для того, чтобы вновь вернуться к своим кошмарам.

Однако вскоре от этого метода борьбы с разгулявшимся неврозом, пришлось отказаться, потому что она всё-таки вляпалась в неприятную историю.

Однажды за дверью его спальни ей послышались страшные протяжные стоны. Душа упала в пятки. Аня ни на миг не усомнилась, что это предсмертные стоны. Она влетела в комнату и, опешив, замерла в паре метров от кровати.

В приглушенном розоватом свете на коленях, спиной к Ане сидела полуголая девушка, на глазах у неё была повязка, руки связаны за спиной. Абсолютно голый Илья держал девушку за длинные белые волосы и наклонял её голову ближе к паху.

От этого зрелища, влетевшую в комнату Аню, буквально пригвоздило к месту. Она, опешив, пыталась собрать разбежавшуюся себя в кучку, но лишь беспомощно хватала воздух, как рыбка, выброшенная на берег.

Илья, кажется, тоже слегка обалдел и выпустил намотанные на руку волосы блондинки.

— Аня? — удивленно выдохнул он.

Илья отстранил от себя девушку и вопросительно прожигал Аню взглядом. Блондинка же так и осталась безропотно сидеть на коленях, как безвольная кукла.

— Э-э-э… Я…случайно, — наконец, сумела выдавить из себя Аня, зажмурившись, чтобы не видеть всего того, чего прежде никогда не видела, и видеть не хотела, она медленно стала пятиться к выходу. — Прости, я, не знала, что ты тут…